Александр Бушков - Волчье солнышко (Сборник)

– Да зачем ему это понадобилось?

– Просто эксперимент, Аня. Любят их писатели.

– Экстрасенс, фантаст… – Гроховский ходил по комнате, как зверь по клетке. – Вадим, тебе не кажется, что ты подменяешь одно фантастическое объяснение другим? Возможно, еще более далеким от реальности.

– Ничуть. Моя версия гораздо ближе к реальности.

– Но если астаховское предложение не близко к реальности, а сама реальность? Я лично верю безоговорочно, но для вас, так и быть, пусть это остается допущением. Что тогда? Давайте только без вспышек ущемленного самолюбия и обид. Жизнь у нас, у всех троих, не сложилась, хотя на взгляд окружающих все благополучно, сами мы знаем, что находимся не на своей дороге, не в своем седле. Внезапно нам предлагают исправить это, уйти…

– Куда? – выкрикнул Вадим. – К фузеям и камзолам?

– Ну что ты цепляешься к частностям? Когда речь идет о символе, аллегории. Там мы сможем раскрыться наиболее полно, осуществить все, на что мы способны. Чего вам жаль, Вадим, – хоккея по телевизору? Пленок с Челентано? Вообще странно, что громче всех агитирую я – сорокалетний, самый старший из нас. Вам с Аней едва по двадцать пять, а вы… Новое рассудочное поколение, как выражаются участники газетных дискуссий? Да поставьте вы все на карту…

– И вы серьезно? – тихо спросила Анна, глядя в его разгоряченное упрямым азартом лицо. – Вам сорок, и вдруг вот так все бросите – жену, работу, все – и куда-то в прошлое?

– Возможно, не бросил бы, – так же тихо ответил Гроховский. – Не будь Астахова и его предложения. Ведь до смерти будешь грызть себя, что смалодушничал, остался при персональной машине, нелюбимой жене и нелюбимой работе, а достаточно было однажды решиться…

– Да зачем? – Вадим резко отставил пепельницу. – Хорошо, не будем кривить душой и сохранять хорошую мину – не получилось из меня художника, спекся, мазилка, бездарь, годен только в маляры… Ну и что? Нет других дел? Двадцатый век – наш век, что нам вне его делать, идиотство какое… Живи и умирай в своем веке, вот что я вам скажу!

– Такая точка зрения была бы хороша, пока не было Астахова, – заметила Анна. – Пока мы не знали, что жить можно иначе…

– Так что, отправляетесь, куда он покажет?

Анна промолчала. Не нужно было сюда приходить, думала она, не стоило. Одной, наедине с собой еще можно справиться с самым тяжелым горем, но оказаться среди людей, больных той же, что и ты, бедой…

– Лично я отправлюсь, – сказал Гроховский.

– Ладно! – вскочил Вадим. – Только я вам не компания!

Он бросился прочь, вернулся, подхватил забытый портфель, метнулся в прихожую, остановился в дверях и крикнул Гроховскому:

– Вы… вы… да вы дедом скоро будете, псих, а туда же… А, да что с вами…

Он гремел и клацал замком, бился, словно птица в стекло, наконец справился, бухнул дверью и загрохотал по лестнице так, будто боялся, что его догонят и вернут силой. Стукнула дверь подъезда, простучали по асфальту торопливые шаги, и стало очень тихо.

– Вам не кажется, что он верит даже сильнее, чем мы?

– Вполне возможно, – сказала Анна. – А жена ваша где?

– У сестры гостит. Детей нет, так что насчет деда он промахнулся.

Они сидели молча. Ветерок покачивал шторы, за шторами был двадцатый век.

– Знаете, Николай Степанович, – сказала Анна беспомощно. – Я дочку как-то в самом деле не очень люблю. И с мужем перегорело. И работа…

– Бывает, Аня. Чтобы это понять, вам понадобилось лет на пятнадцать меньше, чем мне…

– Неужели вы и в самом деле решитесь?

– «Неужели, в самом деле…» – Гроховский подошел к полке, вынул книгу и быстро нашел нужную страницу. – Вот, послушайте. – Быть может, ему смутно хотелось в символической форме изобразить крушение всех чересчур честолюбивых надежд. Он прочитал такие строки:

– Это очень страшно – знать, что никогда тебе не придется стоять в огне… – Гроховский отложил книгу и присел на диван рядом с Анной. – По-моему, у Грина чуточку неправильно. Если Несбывшееся манит, какое же оно Несбывшееся – ведь манит зачем-то… Вы над смыслом жизни углубленно задумывались?

– Углубленно, по-моему, нет, – подумав, сказала Анна.

– А я задумывался, – сказал Гроховский. – И пришел к банальному, быть может, выводу, нужно использовать любой шанс, чтобы выдать все, на что способен. Разумеется, я имею в виду честные методы. Просто нужно не бояться, когда судьба подсовывает шанс… Вот мы твердим: высокие слова, высокие слова. А ведь нет таких – высоких, низких, есть правильные и неправильные, истина и ложь. И подло не только подсовывать ложь другим, но и в себе ее копить, свою, тайную, никому, кроме тебя, не известную, – отплатит когда-нибудь, ох как отплатит…