Александр Бердник - Призрак идет по Земле

Морис посмотрел в окно с толстой железной решеткой. На дворе уже наступила ночь. В черном прямо угольнике окна блестела яркая звезда, француз показал на нее.

— Я каждую ночь смотрю на эту звезду. И мне ясно представляется, насколько огромен и бесконечен мир. Но я — Человек — охватываю его своим разумом. Здесь, в тюрьме, своим мысленным взором я вижу бездонные глубины Вселенной. Закрой окно — звезда засияет в моей фантазии. Брось меня в карцер — я все равно в своем уме буду рисовать картины других миров, где будут прекрасные люди и великолепные пейзажи. Вот что такое мечта! Разве можно удержать ее полет?

— Понимаю, — хмуро согласился Алессандро, прерывая пылкую речь француза. — Но так можно гнить до смерти, рисуя в мыслях «Прекрасные миры».

— Вы меня не поняли, — мягко возразил Морис. — Я просто хотел сказать, что мечта — безгранична. Но в виду я имею другое.

— Что именно?

Морис хотел ответить, но сдержался. Да Алессандро и не ждал ответа. Снова к горлу подступила тошнота, померкло сознание. Будто из тумана выплывали горькие мысли. Про какую мечту говорит его новый товарищ? Жизнь — это болото, все сильнее и сильнее засасывающее человека. Иному удается добраться до кочки и взгромоздиться на нее. И тогда он считает себя счастливым. Большинство же увязает в нем сначала до пояса, потом по грудь и, наконец, совсем. Кто вытянет Алессандро из этой трясины, которая уже лезет в рот, наполняет легкие, не дает дышать? Мечта? Мечта защитит его? Ха-ха! Иллюзия, самообман! Пока слабые мечтают, сильные живут счастливо, срывая цветы наслаждения. Мечта? Разве не мечтали они долго и радостно вместе с Катрен? Разве не были их мысли чистыми, незапятнанными? Но судьба страшно посмеялась над ними…

В полусне, в полугорячке прошла для Лосса первая ночь.

Солнечные лучи заиграли в небе, они как бы поцеловали кровавым поцелуем тучки, видневшиеся из тюремного окна. Эти лучи, и свежая утренняя прохлада проникли в камеру. Лосе открыл глаза, тихо застонал. Лицо Потра склонилось над ним.

— Что с вами, товарищ? Больно?

Нет, нет! Алессандро напрасно сердился на Мориса. Что из того, что француз рассказывал ему сказки? Он просто по-дружески хотел поддержать его. Но Потру тоже не легко! Строить воздушные замки и ежедневно разрушать их — это, может, страшнее безнадежности.

— Вы, наверно, скептически отнеслись к моим мыслям? — мягко спросил француз. — Прошу прощения!

— Что вы, что вы!

— Не отрицайте. Я вас понимаю. Вы только что шли на смерть. Вы почувствовали дыхание свободы… Ведь, правда? Что из того, что только минуту кругом не было проволоки, охраны и стен! За этот крошечный отрезок времени познается вся ценность свободы. Кто пережил эту минуту, тот никогда не станет рабом

«Да, это верно. Он говорит правду. Я помню каждую мелочь того вечера, снова переживаю каждый миг бегства. Трепет, страх и потом… одна минута свободы! Блаженство, которое невозможно представить, и снова страшное паденье!»

Такие мысли пробегали в сознании Алессандро, а Морис, склонившись над ним, продолжал:

— Вы, может, даже презирали меня вчера. Я понимаю… Человек только что ради свободы шел на муки, а ему говорят про мечту. Но я по-дружески хотел вас поддержать.

— Благодарю, — слабо усмехнулся Алессандро. — Но мне, наверное, не поможет такая поддержка… Я не вижу просвета.

Морис резко переменил тему. Он спросил о новостях, но Алессандро не мог ничего ему рассказать — в лагере тоже не давали ни газет, ни журналов. Разговор прервало появление надсмотрщиков, сопровождавших узников — разносчиков обеда. Похлебав теплой бурды с кусочком черствого хлеба, Лосе снова задремал.

Постепенно возвращались к Алессандро утраченные силы. Все дальше уплывали в прошлое страшные воспоминания. Картина бегства казалась кошмарным сном.

Однажды под вечер француз опять вернулся к прерванному разговору. Перед этим дежурил надсмотрщик, не дававший сказать ни слова. Больной зуб вызывал у него злость, которую он срывал на заключенных. Но вечером его сменил более покладистый дежурный, и это давало возможность вдоволь наговориться.

Морис подсел к Лоссу, тронул его рукой.

— Вы спите, товарищ?

— Нет.

— Побеседуем?

— Я слушаю вас.

— Давайте снова поговорим о мечте. Алессандро хмыкнул. Чудак этот француз! Далась ему эта мечта!

— Вы иронизируете? — спросил Морис. — Пусть так. Ваше дело. Но все же это самое могучее из всего существующего в мире… Мечта! А в наших условиях — тем более.