Наверху несколько человек проходят специальную процедуру и погружаются в землю. Они опускаются в засыпанную штольню, находят шахтеров. Те ошеломлены. Откуда взялись эти люди? Кто они? Но разговаривать некогда. Спасители дают выпить пострадавшим
принесенный с собой препарат, и вот уже все, как призраки, появляются из-под земли. Общее удивление и испуг. Кто-то падает в обморок. Но вскоре все разъясняется. Отчаяние и ужас сменяются ликованием.
И еще один пример.
В каком-то месте глубоко под землей залегают ценные руды. Шахту до такой глубины не проложишь. Снаряжается всепроникающая машина. Она опускается на любую глубину и достает в любом количестве какие угодно минералы.
И это еще не все. Я вижу еще более широкие возможности применения этого открытия. Например, так: межпланетный корабль готовится вылететь в Космос. Космонавты спокойно занимают свои песта. Неужели они не волнуются? Разве они не знают, что корабль в любую секунду может столкнуться с метеоритом? Что малейшая ошибка в расчетах при посадке на незнакомую планету может стоить им жизни?
Знают, но не боятся. Их космолет — проницаемый. Встречные метеориты будут свободно проходить сквозь корпус ракеты и все, что в нем находится. Ракета сможет мчаться с любой скоростью, хоть со скоростью света.
Как видите, я мечтаю о полной проницаемости твердых тел!
Потр с аппетитом зевнул, свернулся в клубок.
— Ну, а теперь спать, — сказал он, — разговор продолжим потом.
Но Лосе не мог заснуть. Он еще многое хотел уточнить. Как дышать под землей? Как тело будет взаимодействовать с другими телами? Как питаться? На все эти вопросы француз не дал ответа. Да и думал ли Потр всерьез об удивительном препарате? Возможно, у него это просто мания. Не стоит забивать себе голову пустяками. Но бегство! Как предполагает организовать его Потр? На что он надеется? Дал адрес. Значит, есть какая-то вероятность успеха! Скорее бы день. Скорее бы узнать, что придумал его новый товарищ… Катрен! Где ты? Что с тобою? Осуждаешь ли ты меня? Не забыла ли? Я пойду ради тебя на все! Лишь бы только выйти на волю.
Мысли закружились хороводом, веки невольно сомкнулись. Алессандро уже не видел ни враждебного взгляда, регулярно появляющегося в дверном глазке, ни полупрозрачных тучек, проплывающих за решетками окна и золотящихся в первых лучах солнца. На измученного узника сошел всепобеждающий сон.
Медленно тянулись тяжелые дни. Казалось, это не дни проходят, а катятся по телу, по костям арестованных огромные каменные жернова и перемалывают мозг, сердце, душу. Неумолимое время минута за минутой, день за днем, неделя за неделей сеяло в душе Алессандро семена сомнения и отчаянья.
Режим в тюрьме был жестокий. Ни одной минуты прогулки, фунт черствого хлеба и миска жидкого пойла. За малейшее нарушение правил тюремщики бросали заключенных в карцер или подвергали пытке — надевали специальную резиновую рубаху, «распашонку», как называли ее каторжники.
Раны Алессандро затянулись, силы, хотя и медленно, восстанавливались. Не возвращались только уверенность в себе и вера в лучшее будущее.
Сначала Морис старался развлечь Лосса, вселить в него бодрость и надежду. Он рассказывал о подпольной борьбе Коммунистической партии Испании, о растущем сплочении революционных сил, о далеком и прекрасном будущем человечества, которое наступит так же неминуемо, как после зимы наступает весна.
Но вскоре Морис начал нервничать. Он перестал смеяться и рассказывать. Целыми днями лежал он молча и неподвижно на своем тряпье, наморщив лоб и уставившись в потолок. Когда вечерняя заря кровавым огоньком отражалась в его глазах, француз казался Лоссу волком, готовящимся выпрыгнуть из клетки.
Каждую среду по утрам Морис не отходил от смотрового глазка тюремной двери. По средам дежурил самый злой надсмотрщик. Он оповещал о своем приходе надрывным кашлем и ужасной руганью. В этом деле «сеньор Крокодил», как называли его заключенные, был виртуозом. Даже Алессандро, болезненно переживавший свою неудачу, не мог удержать улыбки, когда в коридоре звучала замысловатая, богатая неожиданными оборотами, брань.
Лоссу казалось, что француз чего-то ждет от этого сеньора Крокодила. «Что у них общего?» — ломал себе голову Алессандро, замечая, как Морис весь напрягается в тревожном ожидании, когда смотритель подходит к двери камеры.
Лязгало оконце, в нем появлялся свирепый глаз Крокодила, и в камеру врывался ливень отвратительных ругательств. — К черту! — ревел надсмотрщик. — Чего глазеете, обезьяньи морды?
Читать дальше