Николай Гуданец - У нас в городке

Живо я погрузил паяльные причиндалы в пикап, и мы поехали.

Свою летающую тарелку зеленые ребята посадили на заброшенной ферме покойного Хагеса — аккурат в амбаре, с которого смерчем снесло крышу. Снаружи ее и не заметить было. Толком я ничего не разглядел из-за тесноты. Одно только отполированное брюхо видел, с открытым ремонтным лючком. Работенка оказалась пустяковая — наложить латку на топливный, насколько я понял, трубопровод. За полчасика управился.

— Ну, привет, ребятки, — говорю. — Я поехал. Ежели еще чего понадобится, милости прошу.

Вижу, зеленые замялись чего-то, моргают.

— Есть вопрос, — бормочет один.

— Валяйте.

— Нам очень нужны чувства. Сильные-сильные чувства. Мы согласны плату. Хорошую плату.

Поначалу я ничего не мог уразуметь. Какие такие сильные чувства? И на кой ляд они зеленым ребятам? Но они мне втолковали, что их двигатель работает не на бензине или там уране, а на чувствах, то бишь эмоциях. Это, дескать, самое мощное горючее на свете. Когда ихний трубопровод лопнул, все чувства из бака улетучились, и пришлось делать вынужденную посадку. Теперь тарелку надо заправить, и штука в том, что своих эмоций у зеленых нет как нет, слишком далеко эволюция зашла.

Я от всей души им посочувствовал. У нас в городке всякое случается, в основном по пьяной лавочке, но чтоб какие-нибудь сильные чувства… Нет уж, извините, мы — порядочные граждане. Так им и выложил. Не обессудьте, мол.

— Так есть, — уныло говорит зеленый. — Думал, датчик испорчен, стрелка на ноль. Значит, так есть. Нету эмоций.

— Ума не приложу, откуда вам их взять.

— Мы могли простимулировать, — мямлит тот.

— Пример, осквернить что-то… Какую-то вашу святыню…

— У нас осквернять особенно нечего, — отвечаю. — Без вас постарались.

Зеленые пригорюнились. Ей-ей, мне их стало жалко. Надо ж ребятам так влипнуть. И тут меня осенило.

— Порядок, — говорю. — Придумал. Будут вам эмоции.

В воскресенье спозаранку я забрался с биноклем на колокольню. Жадюга Маттас не хотел одалживать ключи меньше чем за четыре пива, но столковались на трех. Сами понимаете, мог ли я упустить такое зрелище. Вообще-то я сплоховал. Не додумался открыть продажу билетов на колокольню. Любой выложил бы трешку за вход и не остался бы внакладе. Потому как было на что посмотреть.

На небе ни облачка, солнышко встает, птички поют. Из Хагесовой развалюхи вылезают два зеленых человечка, в шляпах и при галстуках, чинно эдак топают через лужок и скрываются в ивняке возле запруды.

А пяток минут спустя они уже несутся во весь опор обратно, придерживая шляпы. За ними с гиканьем мчится целая орава, все багровые от ярости, Сторген с булыжником, Капр с дубиной, еще двое-трое с ножиками, остальные с пустыми руками, хотя настроены не менее серьезно. Красивая получилась картинка. Красные гонятся за зелеными, те малость посерели, видать, не ожидали таких сильных чувств, а главное, такой прыти. Из Капра бегун, как из навоза пуля, но он, видать, крепко завелся и отставал от зелененьких всего на десяток шагов, когда они наконец влетели в амбар и захлопнули дверь.

Орава ломится следом, старик Наль суетится, командует, путается под ногами. Прыщ волочит лестницу, а Сторген с Датом уже отыскали бревно для тарана. В детстве мне тетка подарила книжку с картинками, дайджест про какой-то там Илион. Вот эти самые картинки мне тогда припомнились.

Тут из амбара плавно взмывает летающая тарелка. Снизу в нее швыряют камни, грозят кулаками. Она подлетает к колокольне, и я даже без бинокля вижу прозрачный колпак, под ним двое встрепанных зеленых ребят улыбаются до ушей и посылают мне ручкой прощальный привет.

Я подмигнул, козырнул, тарелка покружилась над шпилем и умчалась.

Когда я посмотрел вниз, компания возле амбара еще не угомонилась. Они махали руками, лаялись, кто-то кому-то сплюнул под ноги, кто-то кому-то легонько заехал в ухо, словом, обычная разборка, чужих не догнали, срывают зло на своих. Чувства кипят вовсю.

Оно понятно. Вы представьте: встаете на зорьке, черви с вечера накопаны и присыпаны песочком, снасти в полной готовности, жена свое выложила еще вчера, больше не протестует. А на речке — тишь и гладь, благорастворение воздухов, местечко приважено, короче, ожидается изрядный улов. И тут, не успели вы дождаться первой поклевки, на берегу появляются два зеленых охламона, которые ни с того ни с сего начинают вопить, костерить вас на все корки, швырять в воду камни…