Михаил Емцев: НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 5

…Четверо суток Карстнер отъедался и отсыпался в Маллендорфе, стремясь продлить как можно дольше упоительное ощущение тепла, сытости и безопасности.

Хозяин хутора, сухощавый мрачный старик, дал ему одежду, которая сразу же превратила Карстнера в типичного рабочего гамбургских верфей. Лагерное тряпье старик сжег.

— Больше вам здесь оставаться нельзя, — сказал он однажды утром, ставя перед Карстнером кастрюлю дымящегося картофеля, — того и гляди появится бауэрфюрер. Он может что-нибудь пронюхать.

— Хорошо. Сегодня уйду… Когда стемнеет.

— Куда вы без документов!

Карстнер пожал плечами и, отправив в рот последний кусочек пареной брюквы, потянулся за картофелиной.

— Мы ждали другого и приготовили документы для него… Но пришли вы… Для вас у меня нет документов.

Карстнер опять ничего не ответил и, взяв еще одну картофелину, посыпал ее крупной сероватой солью.

— Придется переправить вас в Гамбург так… Там сделают документы.

— На всех дорогах сейчас пикеты.

— Это так, — согласился старик. — Но я думаю, можно подняться по Эльбе на барже. Только придется не высовывать носа из трюма.

— Ну, это пустяки.

…Он сошел на берег севернее Гестахта. Оттуда до Гамбурга ходил трамвай. Поднявшись по откосу, Карстнер миновал лесопилку и вышел к трамвайному парку. Он шагал вдоль побеленного бетонного забора, стараясь держаться непринужденно. Изогнутые трамвайные дуги, дойдя до пересечения проводов, трещали, на лоснящийся булыжник мостовой сыпались синие искры. И каждый раз это заставляло Карстнера вздрагивать. Он не мог забыть, как однажды ночью бросился на проволоку хефтлинк номер 14271 Лео Брунес. Послышалось противное шипение и тоже посыпались искры. Только не голубые, оранжевые. И запах!..

Потом на всех вышках зажглись прожектора, пулеметы взяли проволоку на прицел, и ток отключили.

Пронзительно заклекотал звонок. Карстнер вздрогнул и шарахнулся в сторону. Он чуть было не попал под трамвай. Грохочущий вагон пронесся мимо. Но звон все еще стоял в ушах. Будто колотили в рельс на аппельплаце.

Сумерки быстро сгущались. Зажглись фонари. Оми мерцали в дрожащем воздухе. В сплетении трамвайных проводов появилась луна. Белый забор парка поголубел. В воздухе пахло бензином и гарью. Карстнер с наслаждением вдыхал этот специфический городской запах. На углу, возле небольшой пивной «Трильби», он увидел выползающий из парка трамвай. Сел во второй вагон и взял билет до Баденхауза. Получив сдачу с трех марок, поднял воротник и сделал вид, что собирается спать.

Пока вагон тащился до Баденхауза, совсем стемнело. Карстнер видел в окне свое полупрозрачное отражение.

Он пересел на седьмой автобус. Свободных мест не было, и он сразу же прошел вперед, к шоферу. Прижался лбом к стеклу. Ему все казалось, что чей-нибудь внимательный взгляд разгадает хефтлинка. Но никому не было до него дела. Многие выглядели теперь такими же усталыми равнодушными дистрофиками.

Вошел инвалид в синих очках, с запорошенной пороховой синью щекой. Какая-то женщина уступила ему место. Протиснулся к выходу фронтовик с забинтованной головой. Задел локтем Карстнера. Извинился. Карстнер видел все с лихорадочной четкостью, но не мог отрешиться от странного ощущения, что это происходит во сне или на дне моря.

— Кобленцштрассе! — объявил кондуктор.

Карстнер вышел. Его слегка поташнивало. Несколько раз глубоко вздохнув, он огляделся. Стекла домов были крест-накрест залеплены полосками бумаги. Над входом в бомбоубежище горела синяя лампочка. Мимо прошли два старика с повязками противовоздушной обороны. На всей улице горел один фонарь. Было тихо и безлюдно. Дойдя до перекрестка, он свернул налево и пошел по Генрих Гиммлерштрассе, бывшей Дрейкирхенштрассе. Каждый шаг гулко отдавался в ушах. Лунные тени черепичных крыш ложились на асфальт причудливыми косыми узорами. Темные окна мансард, узкий зазубренный силуэт костела, трагическое переплетение безлистных ветвей — это напоминало черно-белый эскиз декораций. «Принцесса Мален» — подумал Карстнер и вдруг удивился. Он не мог вспомнить, откуда это имя… Принцесса Мален?!

С громом распахнулась дверь. На асфальт упала широкая световая дорожка. Из подъезда вышли два эсэсовских офицера. Сверкнуло серебряное шитье. Один застегивал перчатки. Другой, засунув руки в карманы шинели, покачивался с каблуков на носки. Покачивался серебряный череп на фуражке. Офицеры были навеселе, смеялись…