Север Гансовский - НФ - Альманах научной фантастики. Выпуск 8

— Мы понимаем, что физика весьма обширна. Такое же положение и в медицине…

— И потом, у меня у самого есть идеи, — робко проговорил Юрий Васильевич. — Оказывается, параметрический резонанс объясняет, почему возможен резонанс внутри клетки, он… — Юрий Васильевич еще что-то хотел сказать, но Петр Иванович перебил:

— Никто тебя в монтера или радиотехника превращать не собирается. Идеи твои обсудим, и работай. Посоветоваться даже не с кем, вот что. Твой заведующий кафедрой тоже не физик. Он кандидат наук, но химик. Вот мы поговорили с Федором Никаноровичем и решили использовать тебя как можно более рационально. Ведь навалятся на тебя со всех сторон…

— Шутка сказать — физик в медицине, — заметил Федор Никанорович, подняв палец кверху.

— Да, без физики никуда, — сказал Петр Иванович, шурша листком бумаги. — Вот посмотри, — Петр Иванович провел листком по стеклу, и листок плотно к нему прилип. — Это что, атмосферное давление или электризация?

— И то и другое, — ответил Юрий Васильевич. — Если быстро его отрывать — давление, если медленно, а листок все-таки прилипает, тогда — электризация.

— Ничего, — сказал Петр Иванович. — Дело у тебя пойдет… Но я на твоем месте обязательно подружился бы с Федором Никаноровичем. Наш, можно сказать, Шерлок Холмс.

— А чем, позвольте спросить, вы занимаетесь, Федор Никанорович?

— Главный судебный эксперт области, — ответил за Федора Никаноровича парторг.

— Судебно-медицинский эксперт, — поправил его Федор Никанорович.

— Нет, — покачал головой Юрий Васильевич. — Это не для меня…

— Вот так-так, почему же? — спросил Федор Никанорович.

— Я трупов боюсь, — сказал Юрий Васильевич. — Даже когда по коридору иду, стараюсь по сторонам не смотреть.

— А что же у нас по сторонам такое страшное? — спросил Петр Иванович.

— Ну, через стекла видно, там, где двери, стеклянные. Банки разные, кости.

— Это он про кафедру нормальной анатомии говорит, — догадался Федор Никанорович. — А известно ли вам, Юрий Васильевич, что мы не имеем отсева студентов вот по этой причине? Не имеем. Ну, раз в два-три года, не чаще.

— Привыкают, — согласился Юрий Васильевич.

— Не привыкают, а приучаем, — заметил Петр Иванович. — Вы что думаете, приходит к нам студент, и мы его сразу в анатомический зал? Тогда половина разбежится назавтра же. Мы понемножку. Сперва кости. И долго кости. И говорим ему о том, какую роль играет в кости тот или иной выступ, та или иная впадинка. Потом, месяца через четыре, начинаем понемногу препарировать мышцы, а к февралю и разговоров уже нет, даже наоборот, приходится иногда поправлять за несерьезное отношение к делу.

— Но можно и по-другому, — заметил Федор Никанорович.

— Сразу в воду?

— Вот именно, — подтвердил Федор Никанорович. — Сразу. Вы же мужчина!

— Да, нужно себя проверить, — сказал Юрий Васильевич.

— Вот и отлично. Я над вами возьму шефство. Как будет какое-нибудь интересное дело, приходите.

Резко застучал звонок.

— Это на совет, — сказал Петр Иванович. — Сегодня Горбунов диссертацию защищает, ты обязательно иди, Юрий Васильевич. Пусть всего не поймешь, но нужно входить в жизнь института. Да и всех увидишь.

— Себя покажете, — добавил Федор Никанорович.

— Что вы? Я буду нем как рыба.

В комнату стали входить незнакомые люди. Сразу стало шумно. Юрий Васильевич вышел из кабинета и остановился возле столика вахтера, разглядывая входивших людей. Ученые советы в мединституте посещали почти все врачи города — были среди них и военные врачи из госпиталей. Одни приходили послушать выступления на совете, другие — посудачить с приятелями или приятельницами. Но все были оживлены, в каком-то приподнятом настроении. Высокий полковник — на погонах чаша со змеей — пронес большой букет цветов. Юрий Васильевич догадался, что букет предназначается диссертанту, и почему-то подумал: а вдруг не получит этот самый Горбунов степени, куда денут букет?

— А вы, дедусь, тут многих знаете? — спросил Юрий Васильевич у вахтера.

— Я-то? А всех, — спокойно ответил вахтер. — Всех преподавателей, всех студентов, всех директоров, какие тут были, уборщиц тоже всех. Я тут, сынок, скоро шестьдесят лет работаю.

— Сколько? — удивился Юрий Васильевич.

— А шестьдесят, — так же спокойно сказал вахтер.

— Так институту-то, кажется, двадцать пять?

— Ну, так что, будто я не знаю, сколько институту! Я все знаю. Все знаю… Гляди, директор! — бросил он Юрию Васильевичу и вытянулся в струнку.