Орсон Кард - Карты в зеркале

Мне вдруг подумалось, что из десяти человек, неделю назад отправившихся в путь, остались всего трое: я, лишенный возможности пустить в ход оружие, пока нахожусь среди йалимини, и двое йалимини, из-за меня вынужденные передвигаться куда медленнее и тем самым подвергающие себя еще большему риску.

— Оставьте меня, — сказал я. — Если я буду один, я смогу защищаться, а вы сможете идти гораздо быстрее.

Стоун просиял, услышав это предложение, но Да решительно помотал головой.

— Ни за что. Кроуф велел, чтобы мы ни в коем случае тебя не бросали.

— Он не знал, в какой сложной ситуации мы окажемся.

— Кроуф все знал, — прошептал Да. — Человек без здравого смысла не проживет здесь и двух дней. А у тебя нет здравого смысла.

Если он имел в виду мою неспособность отличить съедобное от несъедобного, это соответствовало действительности. Уяснив, что Да не собирается меня бросать, я решил идти с ними дальше. Лучше куда-то двигаться, чем просто сидеть и ничего не делать. Однако прежде чем мы покинули свое временное убежище (и медленно остывающий труп Пана), я научил Стоуна и Да пользоваться осколочными гранатами и игольчатым пистолетом, на тот случай, если погибну. Если они пустят оружие в ход после моей смерти и потом вернут его корпорации, закон не будет нарушен. Впервые за все время нашего знакомства Стоун одобрил мои действия.

Теперь мы передвигались еще медленней, и все-таки Небо наконец-то стало приближаться. Мы уже достигли горной цепи, и с каждой новой горой, мимо которой мы проходили, Небо становилось все выше, а вместе с тем росло ощущение надвигающейся смерти.

Ночью я остался стоять на страже. Формально это можно было рассматривать как нарушение закона — я вроде бы как помогал йалимини в войне. Однако мне приходилось заботиться о своей жизни, ведь голони было наплевать, иноземец я или нет, — корпорация предприняла уже четыре попытки наладить взаимоотношения с этим народом, но они ни о чем подобном и слышать не желали. Было бы чистейшим безумием иметь возможность спасти себя и других, но отказаться от такой возможности ради неких высоких абстрактных идей.

Когда моя вахта закончилась, я разбудил Да, однако вместо того, чтобы дать мне поспать, он тут же растолкал Стоуна, и мы под покровом темноты бесшумно двинулись в путь. Причем шли мы не к горе, а параллельно ее склону, выбирая дорогу при свете звезд (если это можно назвать светом). Я подумал, что Да хочет проскользнуть мимо врагов и подняться на вершину каким-то другим путем.

Даже не знаю, проскользнули мы мимо них или нет; на рассвете Да вдруг бросился бегом, и мы со Стоуном припустили следом. Ходить по горам непросто, но постепенно я начал привыкать к этому, однако бежать было куда трудней, чем идти. Нам приходилось перебираться через разбросанные повсюду валуны, пересекать небольшие ущелья, подниматься на холмы и перепрыгивать через ручьи. К полудню я совсем вымотался, а йалимини все не останавливались.

— Пока мы впереди них, — «утешил» меня Да. — И должны оставаться впереди!

Пока мы бежали, мне в голову пришла идея, одна из тех, что заставляют удивляться — как можно было не подумать об этом раньше? Мне не разрешалось вызывать подмогу, которая могла бы способствовать эскалации военных действий, однако восхождение на гору не имело никакого отношения к военным действиям. Наш «шаттл» никогда не стал бы приземляться под огнем, но теперь мы оторвались от противника — значит, он мог подобрать нас и доставить на вершину горы прежде, чем враги поняли бы, что к чему.

Я поделился с остальными своей идеей. Стоун лишь сплюнул (а плевок здесь считался недостойным поступком, ведь воду тут боготворили, непонятно почему — ее было полным-полно везде, кроме Великой пустыни далеко на севере Йалимина). Да покачал головой.

— Только духи взлетают на Небо, а люди поднимаются на него, — сказал он.

В очередной раз религия поставила мне шах и мат.

Суеверия когда-нибудь нас убьют — бессмысленные правила, которые просто обязаны изменяться, если это становится необходимо!

К ночи мы добрались до подножия, и мне стало ясно, что вопреки моим надеждам подъем будет нелегким. У Стоуна тоже был удивленный вид.

— Это не тот склон, — сказал он. Да кивнул.

— Да. Это западная сторона, здесь никто никогда не поднимается.

— Ты имеешь в виду, что подняться тут нельзя? — спросил я.

— Кто знает? — ответил Да. — Другие пути не намного легче, но отсюда и впрямь никто никогда не поднимался. Зато если мы испробуем этот, нас не увидят, а потом можно будет свернуть к северу или к югу, где подъем полегче.