Эдгар Пенгборн - Дэви

Подойдя к Сэму, я понял, что он хочет отослать меня назад в дом. Но я принес лук, и он не мог так оскорбить меня. Он просто сказал:

— Слышишь, что делается, Джексон?

Я слышал — в направлении ворот, где снова стоял стражник, впустивший нас вчера в деревню. Сегодня он был в легких латах — шлеме, бронзовом нагруднике, кожаных чехлах на бедрах и промежности. Все это было не слишком действенно против тигра, разве лишь в таком одеянии он чувствовал себя увереннее. В руках у него было тяжелое копье вместо дротика — это было разумно, — и его честные руки передавали копью такую дрожь, будто у бедняги был жестокий приступ малярии. Тем не менее он находился на своем посту.

Звук же, который имел в виду Сэм, был слабым пощелкиванием вперемешку с негромким сопением — будто гигантские мехи работали возле невидимого огня. Возможно, вам приходилось замечать, как домашняя кошечка щелкает челюстями, когда видит птичку, летящую за пределами ее досягаемости или сидящую на высокой ветке; вместе с движением челюстей слышится хриплый мяв и нечто не очень понятное, не фырканье и не рычание, простое разочарование, просто намек на то, что бы она сделала, если бы поймала птичку. Но этот звук доносился из-за ворот, которые были больше чем в пятидесяти футах от нас с Сэмом, и я слышал его неотчетливо.

Стражник закричал:

— Я вижу его тень сквозь щели в частоколе! Сэм сказал:

— Джексон, ты… Сходи-ка ты и скажи тем людям, чтобы оставались в доме.

Я неуверенно двинулся к двери в гостиницу, когда отец Дилун спокойно прошел мимо нас к воротам. Мне пришлось остановиться, оглянуться и посмотреть, что задумал священник. Тот стоял прямо напротив ворот, молясь с простертыми руками, точно пытался защитить всю деревню своим худеньким старым телом, и его голос мелодично разносился над жаркой улице. Ветер, который доносил до меня его слова, принес и запах тигра.

— Если ты слуга Сатаны, зверь ли, ведьма ли, колдун ли в зверином обличье, заклинаем тебя уйти во имя Авраама, Святой Девы Кары, во имя Святого Эндрю Уэста, покровительствующего деревне, во имя всех святых и сил, населяющих свет дня, уйди, уйди, уйди! Но если ты слуга Божий, если ты послан, чтобы возложить на нас наказание, и все, кроме одного из нас, невинны, тогда дай нам знак, слуга Божий, чтобы мы узнали грешника. И если так должно быть, войди к нам, слуга Божий, и да свершится воля его! Аминь!

Раздался срывающийся голос Йана Виго:

— Он уходит… вроде бы… — Его указующий перст повторял движения тигра, который, судя по всему, вышел из-под частокола в зону видимости наблюдателя. — Стоит на дороге, святой отец! Это самец, старый самец.

— Уходи! Во имя Авраама, уходи!

— У него темное пятно на левом боку, святой отец, как у того, который напал на Ханнаберг в прошлом году… Просто стоит там, и все.

Я совсем забыл о своем задании, но тут из гостиницы вышли Джед с отцом Фэем, и, хотя я что-то пробормотал, ни один из них, казалось, даже не заметил меня. Вайлет стояла у входа, глядя на Джеда, и белые одеяния паломников образовывали за ее спиной колышущееся облако.

— Нет, сын мой, — сказал отец Фэй. — Я не могу позволить это и тем более не могу благословить такой поступок, и вы не должны мешать обязанности моей паствы — молитвам.

И все паломники — Джерри, его отец и мать, бледнолицая девушка, пожилые люди — высыпали на улицу, и думаю, они скорее смели бы меня с дороги, не отступи я в сторону, чем остановились по моей просьбе.

— Отец мой, — сказал Джед, — если вы не сделаете этого, мне придется просить другого служителя Божьего.

И он пошел к воротам, к отцу Дилуну, пройдя мимо Сэма так, будто не знал его.

— Дэви! — крикнула мне Вайлет. — Он не слушает ни слова из того, что я говорю. Не позволяй ему так поступить, Дэви!

Что он собрался сделать, я не знал. Я чувствовал себя так, словно все мы не слышим друг друга — если бы маленький Джерри на крыльце прекратил ухмыляться и сказал мне что-нибудь, я бы увидел, как открывается его рот, но услышал бы лишь тигриный рык и то самое влажное щелканье зубов.

Йан Виго снова закричал сверху:

— Он уходит на запад. Не видно куда — дом Катона заслоняет.

Для мальчишки на церковной крыше это, наверное, был величайший день во всей его скучной жизни: в голосе Йана так и звучало веселье, точно музыка за дверью. Я сам был еще довольно близок к детскому образу мышления, поэтому без труда смог уловить это веселье и прочитать зависть в глазах Джерри, когда тот смотрел на крышу.