Семен Слепынин - Паломники Бесконечности

Звуки гармошки затихли. Из-за холмика, пошатываясь, вышел мужик в стоптанных рваных сапогах. Но рубашка на нем новая и модная. Рукава ее и штаны заляпаны грязью — успел, видимо, мужик побывать и в канаве. Нетвердо перебирая ногами и пошатываясь, он снова заиграл на гармошке и запел песню о каком-то лихом разбойнике, но споткнулся о корягу и упал. С трудом поднявшись, выругался:

— Тьфу, старый хрыч! И дорогу-то не смог придумать поровнее. — Но, увидев нас, захохотал: — А вот и он. А с ним эти… полоумные… Ха! Ха! Ха! Смысл какой-то ищут, придурки.

Мужик заиграл на гармошке и снова запел, но не о лихом разбойнике, а песню с намеком:

Бей в барабан и не бойся, Целуй маркитанку сильней — Вот смысл глубочайший науки, Вот смысл философии всей.

Продолжал бы он еще куражиться, но ему помешали: послышалась чарующая нежная музыка. Подействовала она на пьянчужку отрезвляюще.

— Это он! — побледнев от ужаса, завопил он. — Он! В ад засунуть хочет!

Мужик заметался, подскочил к краю дороги и, спрыгнув, рассеялся в пространстве. С другой стороны на дорогу ступил Мельмот Скиталец и пальцем показал во мглу, где скрылся беглец:

— Видели? Слышали песенку? «Вот смысл глубочайший науки, вот смысл философии всей». Каково? А? Вот где истина. Она проста, как песенка этого бродяги.

— Шагай под дробь барабанную в земную жизнь с ее пошленькими прелестями? Так, что ли? — нахмурился Старпом. — Жаль мне тебя, Мельмот. Вырождаешься. Шутом гороховым становишься. Космическим паяцем.

— Я — космический паяц?

Как всегда в таких случаях, Мельмот покраснел от гнева. Но на сей раз — странно! — быстро взял себя в руки и не то чтобы успокоился, а как-то даже сник, ссутулился, сгорбился. Неудачи, видать, надломили его гордыню.

— Беру свои слова назад. — Старпом посмотрел на гостя с вниманием и сочувствием. — Давай присядем и поговорим хоть раз серьезно. Вижу, не шут ты, а личность очень даже не простая.

— И вы не простые. — Мельмот присел на пригорок, тут же расположились и мы. — Горемыки вы, — со вздохом продолжал он. — Маетесь высокой целью. А доступна ли вам она? Вот мне эта цель, кажется, доступна. Кажется! Может быть, вы разрешите мои сомнения? Подумайте. Ступеньки… У меня есть ступеньки к истине.

— Какие же это ступеньки? — заинтересовался Старпом. — Ну-ну. Слушаем.

— Видения меня посещают. Все они в понятных для людей образах. Как истолковать их? Чаще всего вижу… Знаете что? — Глубокие глаза Мельмота расширились от страха. Он зашептал: — Вижу саму Вечность в образе…

— В образе Бога? Старо, — отмахнулся Старпом.

— В том-то и дело, что не в образе седенького бородатого дяденьки, а совсем даже наоборот. Смотрите.

Мельмот взмахнул рукой, показав на разбегающиеся звезды и галактики и словно пригласив этим жестом за пределы нашего звездного мира. И что удивительно: мы в самом деле как бы со стороны, из далекой дали увидели Вселенную в виде… мыльного пузыря. И не одного, а целого табуна. Пузыри, точь-в-точь как Вселенные, расширяются, играя искринками звезд и цветными туманностями галактик. Потом лопаются, свертываясь в крохотные, меньше росинок, капельки, исчезают совсем. «Сингулярность», — мелькнула у меня мысль. А на смену лопнувшим из черного зева небытия выплывают новые Вселенные, целые караваны пузырей, сияющих всеми цветами радуги.

— Кто пускает мыльные пузыри? Кто? — От волнения Старпом вскочил и снова сел. — Кто же? Не томи. Дьявол?

— Не дьявол, — испуганно прошептал Мельмот. — Ступеньки к нему вам пока не дам, а покажу его самого. Смотрите.

Но и без загадочных ступенек Мельмота мы будто вознеслись в недосягаемую высь и увидели… младенца. Златокудрый, с ямочками на пухлых щечках, сидит он на чем-то пушисто-серебристом, овеян каким-то невиданным сиянием. А под ним бездонная пустота и мгла. Шалун улыбается, подносит к губам золотистую соломинку, пускает пузыри и весело, заливисто смеется. Пузыри опускаются во мглу, искрятся звездным светом, лопаются. А на смену им плывут сверху все новые и новые мыльные пузыри, и слышится детский смех.

Признаюсь, Вечность в виде играющего дитя произвела на меня впечатление. «Картину бы написать! — заскакали у меня взбудораженные мысли. — Картину! Это же ослепительный образ».

А со Старпомом-то что случилось! Образ Вечности, образ забавляющегося проказника оглушил его до такой степени, что он потерял голову, как в тот раз на фрегате, когда ему показалось, будто мы с капитаном знаем шифр пришельцев. Он вскочил и заметался.