Карл Шрёдер - Вентус

За ним, словно тень, стояла крестьянка с выражением испуга и вызова на лице. Когда Маут поклонился, женщина присела в глубоком реверансе, но потом, подняв голову, посмотрела Гале прямо в глаза. Во взгляде ее не было ни враждебности, ни почтения - только невольное любопытство. Гале она сразу понравилась.

Королева подняла сложенное письмо.

- Ты знаешь, что в нем написано? - спросила она у мужчины. Он снова поклонился.

- Знаю. - Голос у него был глубокий и проникновенный. По губам скользнула мимолетная улыбка. - «Дозволено ли мне смиренно молить королеву Галу, жену этого мира, дать аудиенцию страннику? Ибо я не отдыхал на зеленой земле с тех пор, как были заложены древние камни твоего дворца, и не общался с родственной душой с тех пор, как язык, на котором ты говоришь, о королева, появился на свет».

Гала заметила, как женщина по имени Меган вздрогнула и уставилась на Маута. Забавно…

- Кто ты? И почему называешь меня родственной душой? . Маут пожал плечами:

- Я не могу сказать, кто я, - для этого просто нет слов. Я не человек, несмотря на свою наружность…

- Чем ты можешь это доказать?

Он, похоже, рассердился, что его прервали. И лишь потом до него дошло, о чем она.

- Разве мой мотылек недостаточно убедителен?

- Есть люди, которые умеют мастерски водить других за нос, Маут. Твой мотылек был очень убедителен. Но убедить - еще не значит доказать.

Маут махнул рукой.

- Чтобы совершить это маленькое чудо, мне понадобилось много энергии. У меня ее мало, а времени на восстановление сил нет совсем.

Гала откинулась на спинку трона, невольно чувствуя, что ее предали.

- Значит, ты больше не можешь делать фокусы? - с циничной улыбкой спросила она. - Ты это хотел сказать?

- Я не фокусник!

- А я не дура!

Они обменялись гневными взглядами. Тут Гала заметила, что Меган прикрывает рот ладонью, пряча улыбку. Королева криво усмехнулась.

- Ты знаешь наше положение. Сейчас не время для трюков и лжи. Что удивительного, если я требую доказательств?

Армигер покачал головой:

- Прости меня, королева Гала. Я утратил свою прежнюю силу и потому стал бестактным и вспыльчивым.

- Но не пугливым, - промолвила она. - Ты не боишься меня.

- Он ничего не боится, - сказала спутница Маута.

Тон ее не был хвастливым - скорее чуть извиняющимся. Или смиренным.

Маут снова пожал плечами:

- Похоже, мы плохо начали. Я очень устал - слишком устал для чудес. Но я действительно тот, за кого себя выдаю.

- Ты не сказал, кто ты. Он нахмурился.

- В твоем языке есть древнее слово, которое сейчас редко кто вспоминает. Это слово «бог». Я бог - вернее, был богом. И хочу снова стать им. Поэтому я пришел к тебе. Ты единственный человек на Вентусе, имеющий представление об устройстве мира. Возможно, ты обладаешь знанием, которое мне нужно, чтобы снова стать тем, кем я был когда-то.

- Ты меня заинтриговал, - сказала Гала.

Честно говоря, это звучало невероятно, однако… ее пальцы гладили письмо, лежавшее на коленях. Факт оставался фактом.

А что до лести… королева была уверена, что никто на планете не обладает такими знаниями, как она. И ей было немного приятно, что он это признал.

- С какой стати я должна делиться с тобой знаниями, даже если они у меня есть?

Маут заложил руки за спину, казалось, еле сдерживая желание зашагать по залу взад-вперед.

- Ты смотрела на небо, - начал он. - Все люди делают это время от времени. И ты задавала вопросы. Ты хочешь исследовать небо. В своем человеческом желании понять ты хочешь исследовать саму природу - все, что устроено иначе. Ты человек, Гала, и твое безумие очень характерно для людей: ты желаешь, чтобы вся природа заговорила человеческими голосами. Если бы камни могли говорить, что бы они сказали? Такие люди, как ты, придумали и богов, и правительства, и категории, и даже различие полов как средство исследования этой инакости. Ты желаешь, чтобы мир заговорил на твоем языке! Вот твое самое заветное желание. Оно определило всю твою жизнь. Скажи «нет», если сможешь! Извини, если это покажется тебе высокомерным, но я пришел, чтобы исполнить твое желание. Я - все то, чем ты никогда не была. Я был пылающими атомами на искусственной звезде, резонансами электромагнитного пожара и холодными металлическими машинами в широкой сети, раскинутой между туманностями. Я камень и организм, живой и мертвый, цельный и разъятый на части. Мне, безголосому, дан язык, чтобы говорить. И я скажу.

Ирония заключалась в том, что на этой планете камни говорили; самый воздух шептал ему в ухо, и Армигер усмехнулся при мысли об этом. Однако люди оставались глухи к языку Ветров. Сам Армигер, хотя слышал их язык, не понимал его. Звук собственных слов быстро поглощался каменными стенами, старинными шторами, лакированными деревянными шкафчиками. И во всех этих вещах жили Ветры.