Людмила Фатеева - Знай свое место

Фонтан красноречия сверкал долго. Шура, как сквозь вату, слышал звонкий смех девицы. И распалялся еще больше.

- ... не представляешь, сколько девок мечтают залезть к нам в штаны. А ты выкобениваешься... - вышел он на новый виток, зачем-то совсем не в своем стиле, еще не осознавая, что уже через пять минут ему станет мучительно стыдно за свои слова. Девица, что-ли была какая-то необычная. Провокация ходячая.

- Ну, ладно, ладно, - перебила его девица. И совершенно некстати. Шура только-только собрался загнуть такой эпизод, от которого бы у любой девицы крыша съехала. А она перебила весь запал. - Хватит. Если ты так этого хочешь... Ты и вправду этого хочешь?

- Чего? - не вполне еще пришел в себя Шура.

- Того, что ты мне сейчас рассказал, - насмешливо пояснила девица.

Шура в недоумении уставился на нее.

- А ты представляешь, как создается настоящая Музыка? Ты представляешь, какой ценой за нее надо платить?

- А тебе сколько надо заплатить, чтобы ты, если так не хочешь, приняла приглашение музыканта? Пятьдесят рублей тебя устроит? - именно такая сумма лежала у Шуры в заднем кармане джинсов.

- Ты хочешь купить меня за пятьдесят рублей? - развеселилась девица. - Ох, какой ты простой! Так вот взять и купить? Без потерь? Без тысячи литров пота? Без пяти лет психушки и двух попыток самоубийства? Без тайных мужских слез отчаяния и седьмой волны женского презрения?

Ох, прислушаться бы Шуре тогда к ее странным словам, задуматься. Да нет Шура был глух и слеп. Шура как бык упрямо гнул свое и не желал покидать сумеречную зону умственного затмения.

- Сто! - Шура прикинул, где занять.

Девица захохотала.

- Так чего ты хочешь: меня или загаданного тобой?

Шура неопределенно мотнул головой, не вполне понимая смысла сказанного.

- Или всего сразу?

Шура и не уловил, как из груди вырвалось хриплое "ДА".

- Ну, раз так... - внимательно глянула ему в глаза девица. - Попробуй. А то наплел тут сорок восемь бочек арестантов. Намеки грязные позволяет. Ну и каша у тебя в голове, - поморщилась она. - Может, определишься...

У Шуры закружилась голова.

- А кто ты?!... - запоздало спросил он, непонятным чувством понимая, что надо было задать этот вопрос сразу.

- Твоя Муза, - исчезая брызгами света и черной кляксой забвения одновременно, успела лишь проговорить девица.

И пропала. Шура очумело помотал головой, оглянулся вправо, влево, посмотрел назад...

И снова уставился на дорогу. Который раз он едет по этой дороге? И все равно так и подмывает поглазеть по сторонам. Америка, вожделенная Америка. Небоскребы, лимузины, безразличные толпы безликих людей. Когда-то казалась такой далекой и недоступной, а вот сейчас - как лимон на блюдце перед ним. Хочешь, целиком ешь, хочешь - на кусочки порежут...

Алекс подъехал к своему дому. Подъехал с черного хода, потому как перед парадным орда фанатов восторженно раздирала в клочья его двойника. Пробравшись в дом, Алекс уронил худое тело на подушки, лежащие возле камина прямо на полу. Что за день сегодня! Суматоха, столпотворение! Люди как с ума посходили. Правда, новый альбом воспринят на ура. Но как он дался! Какой ценой! Концерт после долго перерыва. Долго же он не мог решиться выйти к публике. Все казалось, что по сравнению с ранними нынешние вещи никуда не годятся. Думалось, что лучше того альбома уже ничего создать невозможно. Но ведь получилось же!

- Да, - кисло отозвался Алекс на собственные мысли. - Правда, дозу пришлось увеличить, как доктор прописал.

Музыкант вытащил из кармана крошечный сверток, развернул и сделал две тоненькие дорожки. Втянул ноздрями поочередно и тыкнул пальцем в кнопку автоответчика.

Хорошо, он откинулся на подушки. Девки, снова девки. Девки без конца. И вечные попрошайки-прихлебатели. Друзья. Алекс криво усмехнулся. Друзья и подруги. Господа селитеры и мисс аскаридочки. Как меняется смысл! Да и черт с ними. Продюсеры, адвокаты, жены бывшие, настоящие, будущие, врачи, приятели все тянут с него сколько могут. Кто что. Оставили бы в покое, дали бы подумать, сосредоточиться.

- Ну сколько можно сосредотачиваться, Алекс, - словно наяву услышал он голос продюсера. - Тебя и так долго не было. Работай, работай, в тебя столько вложено.

И он работал, пахал, если быть точным. Он старался быть честным в музыке. Он порвал сотни струн, чтобы хоть на йоту приблизиться к тому, что было влегкую сделано в первом альбоме. Вот тогда была Музыка. Он только приехал в этот огромный город. И этот город родил в нем первые сочинения. Черт возьми! Как он играл на первом концерте! Как волшебно послушна и неистова была гитара, подчиняясь его настроению, полету души, парению тела. Как врывались в головы тексты, как взрывали они все представления о том, какими должны быть песни. Песни приходили к нему ночью, сами, без всяких усилий с его стороны. Но как сложна была огранка! Но в этих муках рождались шедевры. Что теперь от них осталось?