И в то запомнившееся лето наш класс привезли в трудовой лагерь отрабатывать ежелетнюю повинность. Мы были уже большенькие, нагловатенькие. Наша бойкая девичья компания презрительно отвергла робкие поползновения деревенских парней на знакомство.
- А пошли вы на... - красноречиво чуть согнула правую руку в локте, сжав кисть в кулак, широкоплечая Ленка и рубанула по сгибу этого самого локтя ребром ладони левой.
Этот жест одинаково хорошо понимали и в городе, и в деревне.
- Ну вы, шмары городские, - протянул самый рослый чумазый пацан. - Ну, мы вам ночью байгу устроим.
Ближе к ночи обещание припомнилось. Наш девчачий отряд начал баррикадироваться. Но запоры были слишком не надежны: ни замков, ни просто защелок на дверях и окнах не существовало. Они свободно распахивались от мало-мальски приличного дуновения ветерка. Мы обезопасились как могли: сдвинули кровати, привязали какими-то веревочками ручки дверей к спинкам кроватей, придавили оконные рамы самыми тяжелыми предметами, которые нашлись.
Было страшно. Десяток девчонок, так уверенных в себе днем, свернулись калачиками под одеялами, боясь даже переговариваться в ночи. В спальне стояла такая тишина, что гудение и писк комаров звучали оркестром. Такая музыка еще больше действовала на нервы. Угроза казалась вполне реальной и неотвратимой. Из угла уже раздавались приглушенные подушкой всхлипывания. Казалось, еще немного - и вся комната взорвется в едином порыве ужаса, и мы все с диким криком выскочим на улицу, вырывая сонных взрослых из постелей своих и чужих.
Но пока висела тишина. Опасная, густая, как подсолнечное масло. И вдруг среди угнетающей тишины раздался тонкий, но звонкий голос, непонятным образом проделавший в масле спасительную дорожку:
- Я домой хочу... Дома мама... папа... А у папы двустволка...
Секунду или две поколыхалась в воздухе тишина и рухнула на пол, придавленная дружным хохотом. Десяток молодых глоток, сбрасывая последние капли страха, хохотали неудержимо.
Я не помню, что было потом. Наверное, прибежал кто-то из воспитателей, нас успокаивали, грозили наказанием. Но что такое наказание в сравнении с отступившим страхом? Мы победили. И эта легендарная "папина двустволка" долго была притчей во языцех.
Ох, вернуться бы в то время, когда страх был так ничтожен. Сейчас меня не спасет ни двустволка, которой у меня, кстати, нет, ни пистолет, который мирно пока еще покоится в рюкзачке. Идет охота на волчиху...
Время шло, ночь сгущалась и старела. Через несколько часов она умрет, уступая дорогу молодому, полному сил дню. Окна гасли одно за другим. Вот уже полностью дом погрузился в дрему, оставив зрячим только один глаз: одинокое окно на пятом этаже. Там тоже кто-то мается, подумала я. И подпрыгнула на месте.
Память услужливо подбросила мне Федины слова об "ужаленном музыкой" парне, который не задал Феде ни единого вопроса, увидев среди ночи у себя дома незнакомого мужика. Мысли лихорадочно заскакали. Все равно долго я тут не продержусь. А может..? А вдруг..?
Колебалась я недолго. Чтобы собрать вещи и уничтожить следы своего пребывания мне понадобилось не больше трех минут. Сказав "спасибо" доброму чердаку, я осторожно покинула временное прибежище. Или пан или пропал. Ступая тихо-тихо, я спустилась на первый этаж, осторожно высунула нос и один глаз наружу. Не обнаружив ничего подозрительного, я решительно направилась к соседнему дому, не сводя глаз с огонька последней надежды - одинокого окна на пятом этаже.
4.
Вычислить квартиру не составило труда. Нервы сдавали. На ватных ногах я поднялась на пятый этаж и долго стояла в тишине по ночному гулкого подъезда, прислонившись к стене возле нужной квартиры. Наконец я заставила себя позвонить. Но звонок мертво молчал. Подождав еще немного, я робко постучала. Затем сильнее. За дверью раздались ленивые шаги. Крепко зажмурившись, я пробормотала молитву собственного сочинения. А когда глаза открыла, передо мной стоял мужчина лет под сорок. Едва глянув в карие глаза, я почувствовала божественное облегчение. Люди с такими лицами встречаются редко, и гадости от них можно ждать веками - не дождешься. Лицо сонного блэк-хаунда. Правда, со следами некоторого замешательства с едва проступающими признаками легкого обалдения. Конечно, вламывается к тебе ночью всклокоченная девица, неизвестного происхождения... Как же начать-то?.. Придется же что-то объяснять.
- Привет, - ничего другого на язык не подвернулось.
Читать дальше