С третьим возникла заминка, но затем оно появилось с быстротой молнии, я себя даже одернуть не успела: «Хочу снова увидеть Этье…»
Тут раздался звон колокольчиков, возвестивший о переходе в новый календарный год, собравшиеся радостно завопили и принялись вовсю звенеть хрустальными бокалами, чокаясь со всеми, до кого могли дотянуться. Я машинально выполняла те же действия, ругаясь на свое не в меру расшалившееся и выкинувшее со мной такую недобрую шутку подсознание. Дело осложнялось тем, что до сих пор подавляющее большинство загаданных мной в последние секунды года желаний имели свойство сбываться. Исключение составляла идея получить работу на Главном таможенном терминале Рэнда, но от нее я, в сущности, отказалась совершенно самостоятельно, предпочтя сомнительное удовольствие стажировки в контрразведке. Соответственно, были все основания ожидать, что и к последней заявленной цели мое подсознание двинется, сметая все преграды на своем пути, и непременно добьется успеха…
Невеселые мысли прервал Ойхо, вновь пригласивший меня танцевать, мы выскочили на танцпол и уже не думали ни о чем. Когда же затих последний аккорд, я повернулась к партнеру, готовясь отпустить благодарное замечание, но тут из-за моей спины донеслось:
— О, а вот и мисс Грабли. Кружишься, шваль?
Чтобы идентифицировать грубияна, даже смотреть на него не понадобилось — голос, поносивший меня в обсервационном зале, прочно врезался в память.
Ойхо заслонил меня и с забавным акцентом произнес:
— Сэр, я настоятельно требую прекратить такое поведение, — и предложил мне руку. — Прошу вас, Антуанетта.
Я взяла его под локоть, и мы двинулись к столику, но тут раздался громкий треск разрываемой материи, и большая часть моего платья оказалась на полу, прижатая мужским ботинком, а взору окружающих открылись очаровательные ножки в черных чулках.
Наступившую было тишину разрезал злорадный хохот. Парень, на ногу которого я имела несчастье наступить, порвал мой лучший вечерний туалет и теперь, корчась от смеха, показывал на меня пальцем:
— Смотрите, какие палки. Неудивительно, что сучка прячет это безобразие.
К нему тут же подскочили двое охранников и, взяв под ручки, выволокли из зала. Я, подобрав остатки некогда изысканного платья, тоже покинула банкет, сопровождаемая вызвавшимся составить мне компанию Ойхо. По дороге он не переставал возмущаться произошедшим, а выслушав предысторию наших отношений, натуральным образом закипел и клятвенно пообещал, что безнаказанной эта выходка не останется.
Дойдя до каюты, я поблагодарила его за поддержку, пожелала нескучной ночи и проскользнула в дверь. На рояле лежал красиво упакованный сверток, который я немедленно бросилась разворачивать. Это оказалась изящно инкрустированная серебром и янтарем рамка для фотографий — подарок от экипажа корабля. Пока я вертела ее в руках, раздался стук в дверь, а на фразу «войдите» в каюте появился официант, вкативший столик, уставленный различными деликатесами. Посередине этого великолепия стояло ведерко со льдом, в котором покоилась бутылка великолепного шампанского, а из приложенной карточки явствовало, что это маленький презент от капитана, который просит прощения за столь неприятный инцидент и от всей души желает хоть немного исправить мое настроение.
Поскольку на протяжении всей жизни моим любимым принципом являлся: неприятности надо заедать (и запивать тоже), то именно этим я без промедления и занялась, параллельно просматривая запись прошлогоднего новогоднего концерта с Веги Прайм. Когда столик и бутылка опустели, я сняла остатки безвозвратно погибшего платья, смыла косметику и отправилась почивать. Последней мыслью, посетившей угасающее сознание, была: «Говорят, как Новый год встретишь, так его и проведешь…»
Поговорка — поговоркой, но следующие три дня полета протекали достаточно вяло. Я много размышляла, исправно посещала завтраки, обеды и ужины. Добравшись же однажды до спортивного зала, стала проводить там достаточно много времени, выпуская накопившиеся негативные эмоции посредством избиения ни в чем не повинной боксерской груши. Прочие желающие поразмяться смотрели на это широко раскрытыми от изумления глазами, напрочь забывая о цели своего посещения данного заведения.
Также довольно регулярно забегал Ойхо и, обнаружив меня в каюте, вытаскивал в бар, где мы потягивали через соломинку разнообразные коктейли и непринужденно болтали о разных пустяках. Только в первый вечер нового года разговор вышел не столь приятным. Ойхо выяснил, кем был мой обидчик. Этот эталон вежливости носил имя Мигель Сан-Пьере, и родом он был с Аркадии, что объясняло многое. На планете-курорте напрочь отсутствовало официальное правительство, и территория единственного Х-образного континента издавна была поделена многочисленными кланами на сферы влияния, где царили свои неписаные законы, за соблюдением которых охранники следили гораздо ревностнее, чем, к примеру, полиция моего родного Вавилона, столицы Рэнда. В общем, ситуация до боли напоминала средневековую Италию — дон Вито Корлеоне и все такое (или это Америка, век XX?), да не важно, главное, я убедилась, что дурные манеры моего оппонента обусловлены его средой обитания, а отнюдь не моими личными качествами. Тем более, если семья этого юноши принадлежит к верхушке одного из кланов, то случаи, когда его высокопоставленной особе наступали на ногу, можно пересчитать по пальцам этой самой ноги… Узнав, кто со мной обошелся столь неподобающим образом, я мгновенно утратила жажду мщения и даже прониклась некоторым сочувствием к Мигелю. Ну, не привили родители ребенку хорошие манеры, будучи заняты изменами, интригами и перестрелками, разве же он в этом виноват?.. Ойхо, правда, очень удивился, услышав мою просьбу оставить мафиозного отпрыска в покое, но согласился. Ему тоже не хотелось связываться с серой лошадкой: кто знает, как высоко он может запросить помощи?
Читать дальше