Евгений Закладный - Звездная рапсодия

— На этот раз ты ошибся, Гаал: вопросов вам задавать я не стану. Я буду обвинять! — он мягко отстранил Лену, которая быстро подошла и взяла его за руку. По лицу Эо скользнула улыбка, Гаал молча кивнул. — Да, я буду обвинять! — твердо повторил Аверин. — Прежде всего: зачем и по какому праву вы вмешиваетесь в жизнь, в становление и развитие разума на нашей планете? Вы отдаете себе отчет в том, что принимаете на себя чуть ли ни функции бога и тем самым обедняете нас, лишая чувства ответственности за собственное развитие? Ведь если мы начнем «уповать» на вас, то в результате превратимся в моральных, нравственных рабов, марионеток, бездумных исполнителей воли вашего «высшего разума»! Отвечайте! Я имею право призвать вас к ответу!

Гаал взглянул на Эо и сел. Эо встала.

— На эти вопросы разреши ответить мне, (Николай. Ты спрашиваешь: по какому прасу мы вмешиваемся? Я правильно поняла? — Аверчн кивнул, глотнул неожиданно подступивший к горлу комок обиды, — уж слишком мягно, снисходительно звучал голос Эо. Ему вдруг показалось, что на глаза могут навернуться слезы — слезы унижения человеческого достоинства и бессилия... Только этого еще не хватало! Нет, он готов драться с ними, и он будет драться, пусть даже они за такую дерзость превратят его в горстку пепла! Но он умрет стоя, как подобает человеку! Им не удастся согнуть его, поставить на колени. Пусть хоть так убедятся, что человечества им не победить, как бы могущественны они ни были!

Эо продолжала что-то говорить, но смысл еа фраз с трудом доходил до сознания Аверина. Он воспринимал ее слова с каким-то запаздыванием, они долетали до его слуха будто сквозь вату,..

— Прежде всего, Николай, постарайся успокоиться. Эмоции — плохой советчик разуму. Они способны не только подстегивать мышление, но и тормозить его. Я понимаю тебя: необычность ситуации, психологический шок, а тут еще исчезновение Лены... Но ведь ты видишь ее здесь живой и невредимой, до сих пор мы не причинили никому из вас ни малейшего зла. Так что все развивается нормально, хотя и несколько необычно. Теперь о наших правах. Я отвечаю тебе, а через тебя — всем людям: мы вмешиваемся по праву старших. Старших не по времени, а по развитию, по сконцентрированности информации и возможностям энергетического характера, по мудрости и постоянной готовности прийти на помощь младшим. По тому же самому праву, Николай, которым пользуетесь вы повседневно, воспитывая своих детей. Вы их растите, лелеете, передаете им свой опыт. Вы запрещаете или разрешаете, наказываете или поощряете по праву старших. Вы страстно хотите и верите в исполнение этого вашего желания: ваши дети должны быть умнее вас! Но для этого вы обязаны научить их, как и каких ошибок им следует избегать. Вы считаете себя взрослыми, но часто ведете себя хуже детей. Ты же не будешь отрицать, Николай, что вы портите биосферу? Если ваши дети, играя, насорят и не уберут за собой, вы их накажете... А кто накажет вас? Как же, вы — взрос-лы-е! Как можно вас отшлепать, если вы научились ворочать такими энергетическими мощностями, а ваша «детская площадка» — весь Шар Земной и Ближний космос в придачу! И вот теперь приходит кто-то со стороны и пытается внушить вам, что так поступать нельзя. А вы сразу на дыбы: «Кто дал вам право?!» Дело в том, Николай, что вмешиваться мы не имеем права лишь вообще. Но бывают ситуации, когда мы просто не имеем права не вмешаться. Точно так же, как вы не имеете права оставаться равнодушными, когда видите, как дети, — пусть не ваши, пусть «чужие» дети, — наносят вред себе или друг другу. Мы — старше вас и несем за вас ответственность. Пойми: когда-нибудь и вы окажетесь в таком же положении. И разве тогда вам будет безразлична судьба младших по отношению к вам цивилизаций?

Аверин выслушал монолог Эо молча, опустив голову. Несколько раз он порывался возразить, но как-то незаметно для себя самого поддавался мягкому, молчаливо сдерживающему влиянию, которое исходило от сидящей рядом и по-прежнему не отпускавшей его руку Лены... Конечно, в словах Эо — своя логика, свой резон, но были, по мнению Аверина, и слабые места, «какая-то изначальная липа», как считает Иван Алексеевич. Но вот если бить только по этим слабым местам, не будет ли это выглядеть мелочным, недостойным? Наверное, надо еще и еще подумать.

— Наберись мужества, Николай, — продолжала Эо, — и сознайся: вы еще не настолько взрослые, чтобы отвергать советы со стороны. Вы еще не прониклись чувством ответственности не только за будущее, но даже за свое настоящее. Хоть вы и стали на этот путь, однако все еще допускаете тяжелые срывы, в ряде случаев действуете недостаточно решительно, энергично. И еще. Ты сказал: «принимаете на себя функции бога». Не слишком ли сильно? Все ваши мировые религии вкладывают в понятие бога нечто принципиально непознаваемое. Мы же с самого начала всеми силами старались объяснить вам, что у нас нет ничего сверхъестественного — такого, чего рано или —поздно вы не могли бы понять, чем не сумели бы овладеть. И ты убедишься, — мы сделаем это, когда здесь появятся ваши коллеги из Западного полушария, — что сумеем внести полную и окончательную ясность абсолютно во все, что произошло с вами и между нами. В том числе и в некоторые особенности нашего пространства-времени, — она улыбнулась, — я ведь знаю, что именно это больше всего тебя беспокоит.