Алан Адамс - Воля. Пятая тропа

Белая бабочка, безмолвно вращающейся воронкой затягивалась в неподвижное зеркало освежающе чистой бирюзовой воды. Все ближе и ближе к источнику. Легкая рябь всколыхнула зеркальную гладь. Мотылек, уносимый другим вихрем прочь, был уже далеко, когда исчезла тишина…

Безмолвие взорвал гомон птиц, выпроваживающих из дупла своих оперившихся отпрысков. Три птенца, изгнанные родителями, еще долго кружили в вечернем небе, пока их не проглотили сумерки, а затем и чернильная ночная мгла.

Обагренное отблесками утонувшего Солнца одинокое облако кровавым шаром нависло над горами. Исполосованная глубокими шрамами от мелких ручейков каменистая дорога петляла вдоль русла Бакона. Сдавившие реку с обеих сторон горные хребты казались громадными тисками, которые вот-вот начнут сходиться и с неотвратимой медлительностью втирать в древние растрескавшиеся камни мягкую сочную живую плоть случайного путника.

Внезапно в покрытых густыми лесами цепях гор угадывались хребты исполинских мохнатых драконов, готовых впечатать в дорожные камни ничтожных людишек, дерзнувших осквернить своим присутствием тысячелетнюю гармонию.

Щемящее чувство собственной незначительности и бренности охватывало любого случайного путешественника. Он казался самому себе кощунством и остро осознавал, насколько жалок среди этого величия. В присутствии вечности, казалось, каждая клетка его тела томилась тягучей болью от ощущения скоротечности и мимолетности.

В тоже время человек словно впитывал здесь нечто удивительно восторженное и светлое. Живительная зелень всевозможных оттенков, напоминала кожу, затягивающую обнаженные кости скал. Необузданный разгул всеобщего цветения знаменовал собой продолжающееся торжество жизни над мертвой материей. Стремительное пикирование ласточек у самой поверхности дороги, порхание бабочек и величественное парение в поднебесье орлов заставляло замирать сердце в сладостном восхищении. Атмосфера была насыщенным коктейлем из трелей птиц, стрекотания кузнечиков и бесконечного шума Бакона. Вода тысячелетиями с яростью билась о гранитные валуны, распадалась в пыль, создающую волшебные радужные круги и полировала, полировала камень. Грудь не могла насытиться студеной чистотой воздуха. Словно обуреваемый жаждой, человек упивался кислородом и целебным ароматом высокогорного лесного воздуха.

Но все это было днем. А ночью… Затянувшие небо тучи заслонили звезды и придавили собой вершины гор. Новолуние превратило ущелье в погруженный во мрак тоннель, без начала и конца.

Вдоль ущелья в абсолютной мгле брел малыш. Один. Человек решительно ставил стопу на дорогу, медленно, но верно шаг за шагом приближаясь к своей цели. Мрак, казалось обтекал его, готовый в любое мгновение проглотить его. Лишь неумолкаемый шум воды и звуки ночной жизни возвращали мальчика к реальности. Но тьма брала вверх.

И, когда ей почти удалось одолеть человека, память протянула спасительную палочку, и бархатную вязкую черноту внезапно сменило яркое воспоминание. Юзмекор увидел ясный солнечный день.

Тогда у кузни под навесом, расстелив на столе тонко выделанную шкуру молодого бычка, князь Схуркут — правитель западного Таузера подозвал сына.

— Это земля нашего народа, сын мой. И ты будешь ее опорой. Помни об этом. Смотри! Видишь это белое пятно? Это Вечная гора. Белая полоса, что идет вправо — Главный хребет, что простирается в сторону восходящего солнца, — Схуркут провел ногтем указательного пальца по шкуре, — а эта полоса, уходящая влево тот же хребет, уходящий в сторону заходящего Солнца.

— Вот река Бакон. А вот это скопление линий и прямоугольников, наш Зукхур. Черные линии это дороги, прямоугольники — это фамильные кварталы. Вот квартал Бергли, наш квартал. А это квартал рода Даглар. Вот квартал рода Лакрам, — он поставил палец на зеленую полосу напротив Зукхура, рядом с изображением ели и продолжил, — а эта зелень означает еловый лес на левом берегу Бакона, напротив Зукхура. Это лиственный лес у Старого села. А коричневые полосы посреди зеленых — это хребты, разделяющие ущелья.

Почти весь следующий день Схуркут провел на Большом княжеском Совете. Юзмекор слышал, что отец предложил через месяц созвать Верховное Вече. Но многие князья, подстрекаемые Джутом, двоюродным братом Схуркута, роптали, дескать негоже вовлекать народ во внутреннюю жизнь аристократии. Князь Джут правил малым или восточным Таузером, расположенным к востоку от Вечной горы. Формально на него распространялась власть Схуркута. Однако он никогда особо не скрывал свои притязания на полную власть над всем Таузером.