Валентина Журавлева - Сквозь время. (Сборник)

Я — только математик. Колонии, как вы понимаете, не моя специальность. Однако я решительно заявил Джеку, что “лететь в прошлое” — неправильное выражение. Тут нужно употреблять другие термины, потому что вторая производная альфа-функция, будучи разложена в ряд Маклорена… Э, да что там говорить! Вы думаете, Джек выслушал меня? Ничего подобного.

— Займись своей машиной, Боб, — сказал он. — Ужасно не люблю, когда в дороге что-нибудь происходит. А я пойду за снаряжением. Через час вылетаем.

Я помог Джеку снять с подрамника “Смерть Цезаря”. Это был первый опыт Джека в исторической живописи. О натурщиках и думать не приходилось, и он писал с кого придется. Цезарь, например, был вылитый Джек: длинная тощая физиономия, изогнутый крючком нос, маленькие — чаплинские усики, боксерская прическа… А Брут — свирепая личность в грязно-сером халате — как две капли воды походил на нашего квартирохозяина… В общем, Джек взял картину и вышел, насвистывая веселый марш. Вернулся он через сорок минут, без картины, зато с парой двенадцатизарядных пистолетов Виккерс и новеньким пылесосом фирмы “Олимпия”.

— Что это значит, Джек? — спросил я.

— Очень точный бой, — сказал Джек, передавая мне пистолет, — и скорострельность хорошая. Вот две запасные обоймы. Пылесос тоже пригодится. Примитивная психика дикаря не устоит перед такой шикарной штукой. Думаю, что пылесос станет предметом религиозного культа. А мы получим солидный куш от “Олимпии” — для них это прекрасная реклама… Ну, как у тебя?

Я сказал, что все готово.

— Очень хорошо! До обеда мы успеем съездить туда и обратно?

— Конечно, ведь скорость машины времени в первом приближении определяется формулой…

— Ну, и пусть себе определяется, — перебил Джек. — Меня это не интересует. Важно не опоздать — я приглашен сегодня к лорду Хоркслу. Не будем терять времени.

Мы заняли свои места.

— Послушай, Джек, — сказал я Барлоу. — На этом приборе я устанавливаю то время, в которое мы летим. Но мне нужно знать еще и место. Я должен объяснить своей машине, куда именно мы летим. Дело в том, что сингулярная депрессия четвертого измерения…

— Если нужно, можно и объяснить, — поспешно согласился Джек.

Он вылез из машины, подошел к кровати и взял со столика растрепанный томик.

— Роман Таггарта “Основатель колонии”, — пояснил Джек, усаживаясь на свое место. — На сто тридцатой странице есть точное описание. Вот, пожалуйста.

— Одну минуту, — предупредил я. — Включаю микрофон.

— Включай, читаю. “Солнце поднималось над юной Землей. Его лучи упали на полянку, окруженную зарослями древних рододендронов. Ласковый ветер нежно гладил могучие стволы охойа, поднимавшиеся над рододендронами. Огибая полянку, тихо журчал ручей. Природа дышала покоем и…”

— Достаточно. Спасибо. Ну, Джек…

Я повернул рычаг, и в то же мгновение комната скрылась от нас за какой-то черной завесой. Больше мы ничего не почувствовали — ни толчка, ни движения, — ничего. Только сразу наступила ночь.

Я включил освещение кабины. Приборы и Джека я видел отчетливо, но за пределами машины царил непроглядный мрак. Вместе с окружающим миром исчезли и все внешние звуки: шум улицы, голоса в коридоре.

Машина мчалась в абсолютной темноте и гробовом безмолвии. Но мчалась — я видел, как стрелка счетчика времени упорно лезла вниз, — туда, где на циферблате было написано “минус 20000 лет”.

Когда стрелка дошла до этой цифры, я повернул второй рычаг, машину сильно встряхнуло, и темная пелена сейчас же исчезла. Постепенно глаза привыкли к дневному свету. Машина находилась в центре полянки, со всех сторон окруженной первобытным лесом.

— Фью-ю, — присвистнул Джек. — Здорово! Совсем как у старины Таггарта.

Мы вылезли из машины и огляделись. Лучи заходящего солнца освещали верхушки деревьев и где-то рядом журчал ручей. Как бы вам передать ощущение… Вы понимаете — все было, как в романе Таггарта. Все! И мне казалось, что я вижу сон. Только очень ясный сон…

— Когда-нибудь я нарисую это, — сказал Джек, и голос его дрогнул. — Двенадцатого октября тысяча четыреста девяносто второго года Колумб открыл Америку. Если даже считать, что это не ошибка, а великая дата, все равно она ничто в сравнении с сегодняшним днем. Мы, Робер Харт и Джек Барлоу, впервые в истории человечества пересекли Великий Океан Времени и сего пятого сентября тысяча девятьсот…

— Эге-гей, джентльмены!

Если бы с неба раздался глас господень, мы, пожалуй, были бы поражены меньше, чем этими простыми словами, произнесенными на безукоризненном английском языке.