Валентина Журавлева - Сквозь время

ВАЛЕНТИНА ЖУРАВЛЕВА

Сквозь время

"Я - Время; ныне перед вами

крылья

Я разверну. Не ставьте мне в вину

Мой быстрый лет и то, что я

скользну

Через шестнадцать лет, ничем

пробел

Не заполняя".

Шекспир, "Зимняя сказка".

Это был страх. Самый обыкновенный страх - навязчивый, липкий. Зорин никак не мог отделаться от ощущения, что проказа прячется где-то здесь, в комнате. Он устал, но боялся подойти к креслу. Он хотел пить, но боялся прикоснуться к графину. Болезнь могла быть везде - даже в вазе с ландышами.

Стараясь заглушить страх, он быстро ходил по комнате. Тень, нс поспевая за ним, металась по расчерченному квадратами паркету.

- Бациллы проказы, - бормотал Зорин. - Бациллы Хансена... Хансена? Да, да, конечно...

Больше он ничего нс мог припомнить, и это только усиливало страх. Может быть, заражен и воздух? Может быть, вдыхая воздух, теплый, насыщенный пряным ароматом ландышей, он глотает и эти проклятые бациллы Хансена?

Он почти подбежал к окну, рванул задвижку.

Холод оттеснил страх. В окно залетали снежинки. Ветер подхлестывал их, они кружились деловито, чинно. В танце снежинок было что-то очень привычное, много раз виденное. Это успокаивало.

Сумерки скрывали очертания предметов, и Зорин никак не мог понять - вяз или осокорь растет напротив окна. Ему почему-то казалось очень важным определить породу дерева. Он щурил близорукие глаза, вглядываясь в наползавшую тьму.

Машинально он прикоснулся к оконной раме, и сейчас же ударом электрического тока вернулся страх. Нельзя было трогать раму! В этой комнате нельзя было ни к чему прикасаться! Он вытащил платок и принялся вытирать пальцы.

За спиной тихо скрипнула дверь. Зорин вздрогнул - нервы отзывались на звук, как туго натянутые струны, - обернулся, поспешно пряча платок.

В дверях стоял человек в коричневом костюме. Лицо и руки человека были скрыты бинтами. Дымчатые очки прикрывали глаза.

"Человек-невидимка", - почему-то подумал Зорин.

- Товарищ Садовский? - голос Зорина выдавал его волнение. - Доктор Садовский?

- Да. Александр Юрьевич Садовский, - ответ прозвучал подчеркнуто вежливо.

Зорин шагнул вперед, протянул руку и сейчас же, спохватившись, отдернул ее.

- Очень приятно вас видеть, - пробормотал он, чувствуя, что краснеет, и понимая, что говорит глупость.

- Садитесь, профессор, - Садовский кивнул на кресло.

Несколько секунд они еще стояли друг против друга: высокий, чуть сутуловатый Садовский, низкий, очень полный Зорин. Потом Зорин рывком поидвинул кресло. И странное дело - опустившись в кресло, которое минуту назад казалось ему таким страшным, он неожиданно почувствовал облегчение.

Садовский, прихрамывая, прошел к другому креслу.

* * *

Проказа - как тигр, В терпении, с которым она преследует жертву, есть что-то страшное, неотвратимое. Год, два, десять, тридцать лет она выжидает. Потом прыжок - и когти впиваются в тело, рвут, терзают...

Александр Садовский мог пибедить проказу. Ему просто не повезло. Случилось почти невероятное. Он, врач-лепролог, сам заболел проказой,

Это произошло весной, когда он испытывал созданный им препарат АД. Новый препарат совершал чудеса: он был намного сильнее сульфетрона, пропизола, хаульмугрового масла. Но иногда - это случалось нечасто - препаратт АД вызывал резкое обострение болезни. Садовскому не удавалось нащупать закономерность. Требовались эксперименты, десятки, пожалуй даже сотни, длительных экспериментов.

А проказа ответила ударом на удар. Четырнадцатого апреля, утром, умываясь, Садовский заметил на кисти правой руки красноватое пятнышко овальной формы. Через неделю такие же пятна появились и на лице. Еще через месяц пятна превратились в язвы.

Это была какая-то редчайшая разновидность лепроматозной проказы злокачественная, скоротечная. Проказа словно мстила человеку, посягнувшему на ее тайны. Препарат АД не помогал. Каждый эксперимент - теперь Садовский экспериментировал на себе - приносил ухудшение.

Лепрозорий размещался в двух одинаковых трехэтажных зданиях. В одном находилась клиника. Здесь же жили больные. В другом были квартиры врачей и обслуживающего персонала. Еще весной Садовский перебрался в клинику. С этого времени он жил в химической лаборатории. Впрочем, "жил" - не то слово. Он работал. Работал утром, вечером, ночью. Победу над проказой - а с ней и спасенье - могла дать только скорость. Нужно было обогнать болезнь.