Борис Лапин - Фантастика-1975,1976

Мне стало жаль дом той жалостью, что я порою испытываю к щенятам, Георгию, себе, когда устану и скисну.

Так дело не пойдет. Георгий прав, надо спешить. Я пошел налаживать «Алешку». Все было в норме — антиграв под напряжением, горючее в баках. Я нажал пуск — скарп приподнялся до уровня моей груди и повис раскачиваясь. Я погладил его: люблю эту штуку! Мой «Алешка» — это добрая рабочая скотина с каютой, плитой и холодильником. Есть там и коекакой инструментарий: микроскоп, пресс, фотокамеры.

Я опустил «Алешку», выбросил пару дохлых ночников, тряпкой вытер руль. Похлопал по подушкам сидений — хорошо! И занялся двором — мешали ворвавшиеся во двор сотни вирусов, летучие, фиолетовые, надоедливые.

Они стрекотали, наскакивали, жала их сверкали как иглы. Я поставил мачту, мотором натянул сетку, и вовремя: подлетали медузы. Красные, синие и желтые, они красиво плыли, словно древние корабли. Но когда спускались ниже, я видел синюю бахрому их качающихся щупалец.

Вот что я здесь люблю (кроме Георгия) — живое тепло собак. Они моя дальняя родня, и мне сладко их гладить, трогать, ерошить им шерсть. Я люблю их мыть, расчесывать, стричь. Так мило касание их горячих ласковых языков. И временами мне стыдно, что я завез псов на сумасшедшую планету, и хочется просить у них прощения. Сказать им — простите, вы сражаетесь и гибнете за меня, но без вас я не смогу здесь жить. Мне нужны ваша ласка, бдительность и любовь.

Суперы — бойцовые панцири. Собственно, к обычному я привинчиваю налобник с шипом сантиметров в тридцать (чертовски трудно научить собаку пользоваться им). Также добавляю короткие шипы на спину и бока, двадцать-тридцать штук.

Хотел бы я увидеть рожу моута, сцапавшего мою собаку.

Но прямое оружие собак — автоматические пасти, управляемые биотоками. Работает челюстями наспинный робот с передаточной механикой страшной силы.

Я одел собак, и они стали фантастически уродливыми и до чертиков опасными. Такими мы и пойдем в колонию.

Вот они заскулили, жмутся ко мне. Ага, Георгий. Он перепрыгивает куст, хлопнул моута по морде и пробежал во двор.

В руке его широкоствольный пистолет. Значит, война.

— Он нес три ракеты, этот дурак, но у двух отказал механизм сброса. Они и. рванули. Угробили оранжевого бородавчатника. В клочья разнесли!

— Так ему и надо, — бормочу я. — Обнаглел, за собаками гонялся, меня ловил. Так и надо.

Георгий подходит, хлопает меня по плечу. У, какая тяжелая, страшная рука.

— Радуйся, — говорит он. — Им завтракает желтый слизень с дом величиной.

— Он светится?

— Там и без него светло.

По-видимому, это Большой Солнечник, что живет в роще коралловиков.

— Ну в путь.

— Кто будет вести машину?

— Веди ты.

Я сел за пульт управления, Аргус угнездился рядом. Он сидел так, словно из него вынули все кости.

Я увидел, как худы и остры его плечи, и у меня сжалось сердце. Ники влез к собакам.

Я поднял машину над деревьями, в мир особенных, верхушечных лесных жителей. Нас тотчас окружили летающие пузыри, на крылья сели желтые двухголовки. Они подбежали к кабине и глядели на нас, тараща глаза. Я повернул на юг и дал умеренную скорость. Газовые струи потянулись за нами. Теперь, если у Штохла и есть дальний радар, он не заметит нас, низко летящих.

Пролетев километров двести, я повернул на запад. Здесь деревья цвели верхушками. В них копошились зарзгусы.

— Тим, — спросил Аргус. — Тим, ты все там убрал?

— Где?

— Ну дома?… Коллекции, фото, записки?

— Основные в сейфах, последние на стеллажах. А что?

— Тим, мне жалко, что так все получилось.

— Что случилось? — не понимал я.

— Он накрыл нас, он влепил в дом три ракеты. Ты погляди.

Я откинул защитный козырек и увидел дым. Он поднимался из джунглей к облакам, тонкий и высокий, как шест. Он покачивался. Меня ударило в грудь, и закружилась голова. Я ощутил холодные пальцы Аргуса — он снял мои руки с клавишей управления.

— Мне жаль, — повторил он. — Мне жаль.

Я зажмурился и подержал свое лицо в ладонях, что пахли машинной смазкой. Я был предельно несчастлив.

Я родился в подземелье на холодном Виргусе, рос на этой скупой планете без животных и деревьев. На Люцифере я нашел для себя все, что мне было нужно, и животных, и то, что здесь мы называем деревьями, в избытке. Мне было хорошо здесь. И… вот все рушилось.

— Звездный, — сказал я. — Ты ввязал меня в эту историю, тот бы меня не тронул. Зачем я ему? Ну, сижу на станции, ну, собираю образцы.