Ларри Нивен - Воители (Сборник)

Полночь застала меня в баре «Марс» за стаканом виски с содовой. А до того я прыгал, как кузнечик, из одного бара в другой. Ирландский кофе у Бирджина, холодные и курящиеся варева в «Лунном море», виски и дикая музыка в «По ту сторону». Я никак не мог напиться и никак не мог поймать верное настроение. Будто какой-то непреодолимый барьер мешал мне нарисовать цельную картину, которая воссоздала бы то, что я хотел.

И этим главным препятствием было воспоминание о покойном Оуэне, ухмыляющемся в своем кресле, с электрическим шнуром, идущим прямо ему в мозг.

С таким Оуэном я никогда не был знаком. С таким я никогда не встречался и ни за что не захотел бы встречаться. Переходя из бара в ночной клуб, из ночного клуба в ресторан, я повсюду старался убежать от этого жуткого образа, дожидаясь, когда алкоголь сам взломает барьер между настоящим и прошлым.

Вот поэтому я и сидел за столиком в самом углу, окруженный объемными изображениями марсианских пейзажей, каких там на самом деле никогда не существовало. Это был Марс с хрустальными башнями и бесконечными, прямыми, как стрела, синима каналами, шестиногими злобными тварями и невообразимо прекрасными, невероятно стройными мужчинами и женщинами, которые взирали на меня издалека. Интересно, грустным или забавным показалось бы все это Оуэну? Он видел пейзажи настоящего Марса, и они не произвели на него особенного впечатления.

Я теперь дошел до той стадии, когда время становится прерывистым, потому что в сознании появляются пробелы длительностью в секунды и минуты между событиями, которые ты еще в состоянии воспринимать. Где-то как раз именно в одно из таких прояснений сознания я обнаружил, что пристально гляжу на сигарету. Она уже горела между моими средним и указательным пальцами, больно обжигая их.

Я глядел на этот уголек между своими пальцами и чувствовал, как нужное настроение все-таки понемногу стало овладевать мной. Я был теперь абсолютно спокоен, река времени подхватила меня, я затерялся где-то в ее течении…

Два месяца мы добывали руды из обломков скал в этой нашей первой после аварии экспедиции. Назад, на Цереру, мы вернулись груженные золотом пятидесятипроцентной чистоты, гарантированно пригодным для защитного покрытия проводов и соединительных контактов. К полуночи мы освободились от дел и были готовы отпраздновать свою удачу.

Мы брели вдоль внешних границ города, справа от нас мигали и призывно зазывали к себе многочисленные неоновые рекламы, слева через прозрачную стену купола виднелись груды оплавленной породы, а над головой, также сквозь купол, ярко сверкали звезды. Хомер Чандрасекхар уже начал клевать носом. В этот вечер он впервые ощутил, что значит для космонавта благополучное возвращение домой — а ведь именно возвращение домой и является в общем-то самой лучшей и приятной частью любого полета в космос.

— Нам, наверное, около полуночи захочется расстаться друг с другом, — сказал он.

Наверное, он был прав. Компанию из трех мужчин можно, конечно, принять и за пилотов одиночных кораблей, но с очень большой степенью вероятности можно утверждать, что это экипаж и что у его членов нет еще лицензий, необходимых для одиночных полетов, — а значит, они либо слишком глупы, либо слишком еще для этого неопытны. Если мы хотели зацепить на эту ночь себе подруг…

— Тебе не следует так думать, — ответил Оуэн.

Я уловил быстрый взгляд Хомера на то место, где заканчивалось мое плечо, и мне стало стыдно. Мне не нужна была помощь моих товарищей по команде, чтобы они держали меня за руку, не давая упасть, но в том состоянии, я становился для них только обузой.

Прежде, чем я успел открыть рот, чтобы воспротестовать, Оуэн продолжил:

— Подумай хорошенько. Мы здесь имеем такой шанс, что нужно быть просто круглым идиотом, чтобы от него отказаться. Джил, ну-ка подними сигарету. Нет, не левой рукой…

Я был пьян, восхитительно пьян и ощущал себя бессмертным. Тощие марсиане, казалось, ожив, двигались в стенах, сами стены казались обзорными окнами, глядящими на тот Марс, каким он никогда не был. Впервые за весь этот вечер я поднял руку, провозглашая тост.

— За Оуэна, от Джила-Руки. Спасибо за все.

И переложил сигарету в свою воображаемую руку.

Я уже был не в состоянии удержать ее в своих воображаемых пальцах. Я держал ее, зажав самым постыдным образом в своем кулаке. Уголек ее не мог, разумеется, меня обжечь, но вое; равно, ощущение было такое, будто я держал раскаленный кусочек металла.