— Я думаю, все относительно, — сказал Лафайет и смело последовал за ней на звуки музыки.
Жизнь в Таллатлоне весьма приятная, все продумано, рассеянно отмечал Лафайет, расслабившись на ночном празднике. Не одна причина повеселиться, так другая. Сегодняшний бал, например, в честь второй недели со дня его реабилитации. Подбродивший сок булфрута тек рекой. Воздушные танцоры были искусны и грациозны в тонких шарфах и вуалях. Жареный птичий корм на вкус лучше жареного бифштекса, а Сисли все время рядом и такая любящая и внимательная невеста, какой только может пожелать мужчина. Только одна эта мысль гасила его энтузиазм.
— Но в конце концов все кончится хорошо, — в десятый раз убеждал он себя. — Как только я догадаюсь, как вернуться в свое тело, Тазло Хаз будет в своем. Он сможет рассказать довольно невероятную историю, но все это можно будет свалить на удар по моей голове. А когда все утрясется, он и Сисли будут жить счастливо.
«Все это верно, — сказал он себе. — Только до тех пор, пока ты не увлекся и не провел брачную ночь с невестой».
— Это опять напоминает мне, что, может быть, прямо сейчас это пернатое подобие чистильщика отхожих мест ухаживает за Дафной!
«Не более, чем ты ухаживаешь за Сисли».
— Ты хочешь сказать, что он ее поцеловал?
«А ты бы не стал?»
— Конечно, но это разные вещи. Когда я целую Сисли, это просто… просто по дружбе.
«И он тоже. Ты можешь на это рассчитывать».
— Да я этому пернатому в волчьей шкуре… я ему и второе крыло сломаю!
«Надеюсь, ты подождешь, пока он вернется в птичью шкуру».
— Тазло, с кем ты разговариваешь? — спросила Сисли.
— А… просто с парнем по имени О'Лири. Он в некотором роде плод моего воображения. Или, может быть, я — плод его воображения. Это философский вопрос.
— Это не тот, которым был ты, когда еще бредил?
— Я мог упомянуть это имя. Но сейчас мне намного лучше, да? — Он мигнул, чтобы не мерещились двойники, и улыбнулся, глядя в глаза девушки, в которых застыл вопрос.
— В конце концов мне удалось слияние, и я ходил по веткам и ел птичий корм, и…
— Тазло, ты пугаешь меня, когда так говоришь. Это будто… будто ты играешь роль вместо того, чтобы быть собой.
— Не думай об этом совсем, милая, — серьезно сказал Лафайет. — Тебя сводит с ума то, что сказал старик Уиззи. Какая ерунда! Вот это и в самом деле захватывает умы. Возможно, просто был какой-нибудь несчастный агент Центральной с коротким циклом в схеме вероятности и совсем без всякого злого умысла.
— Безвредный, да? — раздался совсем рядом недоброжелательный голос. Уизнер Хиз сердито смотрел с высоты нескольких футов. Его насест оказался сбоку от крошечного столика, за которым сидели Лафайет и Сисли. — Я наблюдал за тобой, Хаз, или кто ты там. Ты ведешь себя ненормально. Ты не так чувствуешь…
— Конечно, он еще немного странный, — выпалила Сисли. — Он еще не совсем оправился от удара по голове!
— Уходи, Уигги Хиг, — презрительно кинул Лафайет. — Или Хиггли Уиг. Твое гнусное бормотание раздражает меня. Ночь создана для любви. Особенно сегодняшняя, здесь, на вершине дерева. Дома никогда в это не поверят… — Он повел рукой, как бы охватывая бумажные фонарики, растянутые на ветвях, и весело одетых крылатых мужчин и женщин, которые всюду весело порхали, и луну, плывущую высоко в небе.
— Дома? Где бы это могло быть? — колко спросил Смотритель.
— Это просто риторическая фраза, — быстро вмешалась Сисли. — Оставьте его в покое, Уизнер Хиз! Он никому не причиняет вреда!
— Никто из них не причинял — сначала. А потом они начинали… изменяться. Ты не помнишь, девочка, ты была слишком маленькая. Но я это видел! Я видел, как Булбо Виз начал превращаться в чудовище прямо у нас на глазах!
— Но Тазло не превращается в чудовище, — сказала Сисли и взяла его за руку.
— Разумеется, нет, — сказал Лафайет и погрозил крылатому старцу пальцем. — Я все тот же прежний я, кто бы это ни был. Пропади ты, Уиз, то есть Хиз… — Он замолчал, так как что-то пролетело мимо его лица. Повернувшись на плетеном табурете, он увидел большое красновато-коричневое перо, падающее сквозь листву вниз.
— Кто-то сбрасывает оперение? — искренне удивился он. За первым пером последовало второе. Что-то коснулось его руки выше локтя: третье перо! Он начал делать движения, словно чистился. — Что… что случилось? — спросил он и сдул пушистое перышко с верхней губы.
— О, нет… Тазло, нет! — взвизгнула Сисли.
— А-га! — завопил Уизнер Хиз.
Читать дальше