Олег Овчинников - Столичный оборотень

Охранник отошел, разочарованный, а кассирша не скрываясь разглядывала мои косички, пока я, чуть прихрамывая, брел к двери. Наученный горьким опытом, я сперва убедился, что за стеклом по-прежнему Тверская, прочел на пластмассовой табличке надпись «ОТ СЕБЯ» и только после этого взялся за дверную ручку и осторожно толкнул.

Дверь, вопреки опасениям, не подвела. Но едва я вышел на улицу… то есть…

Черт! Хромой на оба копыта, со спиленными рожками и купированным хвостиком – черт!

…все-таки на проспект, купленная книжка немедленно шлепнулась на асфальт, пятнистый от редких и крупных дождевых капель. Не потому, что пакетик с рекламкой ТДК «Москва» не выдержал нагрузки и порвался – он просто пропал. Я окинул взглядом гранитный фасад магазина и кисло ухмыльнулся. Все верно, в «Доме книги» фирменные пакетики не выдают.

Я все-таки нагнулся за покупкой, хотя и с высоты моего роста было видно, что книжка уже не та. За время падения она стала заметно толще и зеленей. «Мураками», прочел я столбец псевдояпонской вязи на обложке. Вдобавок, уже читанный.

Не знаю, какое у меня в тот момент было лицо, но внутренне я с трудом сдерживался, чтобы не затопать ногами и не закричать на весь Невский: «Я не хочу Мураками! Верните мне моего Коэльо!» И не делал этого по единственной причине: детство, увы, давно кончилось. Именно поэтому я не бросил книжку в ближайшую урну, как того просило сердце, а убрал в рюкзачок, как велел мне разум.

Впрочем, рассудил я, немного остыв, могло быть и хуже. Татьяна Толстая, например, попросту исчезает вместе с пакетиком при попытке провезти ее контрабандой из города на семи холмах в город сорока островов. Так же точно Илья Стогов будто бы растворяется, когда меня перекидывает из северной столицы в обычную. И никто не объяснит, почему так происходит. Может, у этих авторов в чужом городе нет соответствующих аналогов? Или они чересчур привязаны к месту обитания?

Кстати, о месте. Нетрудно заметить, что на этот раз меня не просто перекинуло, но еще и отшвырнуло. Перебросило через проезжую часть. И теперь, чтобы вернуться на лужайку с фонтаном, где отлитый Орловым памятник Юрию Долгорукому внезапно разделился на бронзовых Кутузова и Барклая-де-Толли работы Орловского, мне придется долго ковылять по пешеходному переходу. С моей-то коленкой – по чуть ли не самому длинному в городе переходу! Ведь ширина Казанского моста составляет 92 метра!

Ну не свинство ли?!

Все дело было в портвейне. Да, без сомнения, в нем!

Или в коньяке «Три звездочки» за 13.75, который я, как самый рослый и мужественный на вид, гремя классным «общаком», приобрел в привокзальном «Винно-водочном». По слухам ночью в поезде мы употребили то и другое, набившись всем скопом в тесное купе, и после употребления себя вели довольно плохо. Так что немудрено, что многие из класса наутро не помнили, чем все закончилось. Но я пошел дальше всех: не помнил даже, как все началось.

Мысли о выветрившихся из памяти событиях не давали мне покоя все время нашего пребывания в Ленинграде и едва не испортили впечатление от города. Погруженный в себя, я смутно запомнил автобусную экскурсию в Петергоф, поход в стереокино и катание на катере по Неве – все заслонял презрительный взгляд рыжей Надьки. Отчаявшись добиться от одноклассников подробностей, я по большей части молчал. Только однажды, в Кунсткамере, вынырнув на мгновения из трясины мучительных раздумий и обнаружив прямо перед собой заспиртованный трупик двухголового младенца, громко сказал:

– Ого!

Когда перед обратной дорогой наши пацаны, улизнув от физрука, затоварились какой-то подозрительной яблочной водкой, я попросил их мне не наливать. Ни грамма. Даже если вдруг начну умолять стоя на коленях.

Пацаны сперва удивились, потом пожали плечами и согласились. Сообразили, что при таком раскладе им же будет лучше. Больше достанется.

Однако насладиться поездкой в поезде мне снова не удалось. Будь я Радищевым, мое «Путешествие из Петербурга в Москву» уместилось бы в пару абзацев.

Я только и успел загрузиться, найти четвертое купе и нижнюю слева полку, поставить на столик бутылку «Байкала» и бросить сумку в рундук. После этого преследовавший меня кошмар повторился практически один в один. Поздний вечер обратился в утро, возбужденные одноклассники прекратили хихикать и начали зевать и почесывать заспанные физиономии, а бутылка лимонада оказалась под столом и пустая. Все, все было как тогда. С той разницей, что на этот раз я, можно сказать, схитрил. Не стал брать постельное белье.