Ирина Крупеникова - Семь стихий мироздания

Близнецы, видимо, боялись как раз подобного вопроса. Они переглянулись в очередной раз, отчаянно ища поддержки друг у друга.

— Ну? — нажал Тимохин.

— Оливул — наш старший брат, — ответили Грег и Гор еле слышно.

Данила присвистнул, а Серафима одобрительно посмотрела на близнецов.

— Столь близкие спектры биополей, как у вас и Белого князя, могут быть только у прямых родственников. И чем же вы так рассердили брата, что он устроил вам несколько адских дней?

— Он не знает о нашей родственной связи! — торопливо объяснил Грег. — Он считается единственным наследником Арбаросса!

— Мы прочли свою родословную, когда случайно попали в личную библиотеку герцога Ортского, — подхватил Гор. — Мы невольно раскрыли тайну Оливула, и выяснили, что приходимся ему единокровными братьями. После мы сбежали…

— Почему? — осторожно спросила Каляда.

— Если бы выяснилось, что мы дети Арбаросса, автоматически встал бы вопрос о личности матери? По законам Лучезарного Мира князь не имеет права вступать в брак с женщиной из Темных Миров. Наш отец нарушил запрет. Позднее он представил Оливула, как своего сына от фаворитки. Но Оливул родился неживым, и оставался таковым, пока отец не отдал его Ортскому. И герцог создал для Белого князя искусственную жизнь.

— Если ваш папочка удачно соврал про старшего сына, — сказал Данила, — что ему мешало соврать и про вас?

— Внешность, — ответил Гор. — Блеск волос в первую очередь.

— И то, что в человеческом облике мы были сросшимися близнецами, — добавил Грег.

Серафима опередила Данилу и уточнила сама:

— Значит, перламутровый блеск в волосах — материнская черта? И Оливул ее не имеет?

— Оливул седой от рождения. Быть может отец и принял бы какие-то меры в отношении нас, только вскоре после нашего появления на свет он погиб в бою вместе с матерью.

— Она была воином? — удивился Данила.

— Можно сказать так, — ответили близнецы.

Время перевалило за полночь. Грег и Гор уснули, Каляда сидела не двигаясь, из чего Данила заключил, что и она спит. Ветер за стенами грота утих, и пилот рискнул выбраться наружу.

Впереди простиралось черное безбрежие Топей. Данила долго всматривался в неподвижную тьму: ни всполоха, ни звука. «Да кто же ты, черт возьми! Почему ты меня знаешь, почему я не помню тебя? — он отчаянно слушал тишину. — Ответь, хватит загадок. Кто ты? Может быть тоже неизвестный брат? Ответь!» Ночь молчала.

На плечо опустилась крепкая рука. Данила вздрогнул и непроизвольно схватился за пистолет.

— Извини, если помешала, — спокойно заговорила из темноты Каляда; Тимохину показалось, что он видит ее добрую улыбку. — Не спится? — продолжала она негромко.

— Летучки проверял, — соврал пилот и, помедлив, со вздохом признался. — Искал контакта.

— Это он был с тобой в гроте?

— Да. Вы слышали?

— Чувствовала, и давай все-таки на «ты».

— Попробую.

— Отлично. А насчет твоего друга-призрака у меня есть кое-что новое. Правда, сначала я хотела спросить тебя о Логе.

— А при чем тут Васька? — искренне удивился Данила.

— Может быть и не при чем. И все же. Скажи-ка мне, как он появился у вас в отряде?

— Прислали полгода назад.

— Ты уже служил здесь?

— Да, и моего стрелка как раз отозвали в другое подразделение. Вот Василия и определили на мой катер.

— А кто он родом? Он рассказывал что-нибудь?

— Васька все больше про сны свои рассказывает, — усмехнулся пилот. — Пунктик у него такой есть. Дрыхнуть может где и когда угодно, иной раз не растолкаешь!

— А кем он себя видит во сне?

— Охотником. Иногда, правда, про какую-то Мать-Зорю твердит. Может быть, конечно, это религия его Родины, не знаю.

— Понятно, — задумчиво отозвалась Серафима.

— А в чем дело? Что такого Васька мог натворить?

Каляда присела на камень.

— Интересная картина получается, — начала она. — Твой призрак пользуется собственным видом энергии, но когда он появляется, окружающий его фон полностью совпадает по всем параметрам с биологическим полем Лога. Как будто они питаются из одного источника, но для Василия этот источник родной, а для призрака — внешний, и даже, я бы сказала, навязанный помимо его воли.

— Ну и?

— Это наблюдения. Я не могу еще сделать выводы.

— А Рамзес? — вдруг осенило Данилу. — Его ты проверила?

— Он не дал согласия на зондирование. Я не имею права вторгаться в его сознание. А внешнее поле у него обычное.

Тимохин вздохнул.

— Так, всё остается на старых местах.