Ирина Крупеникова - Семь стихий мироздания

Предлагая разбудить раненого, Данила в первую очередь рассчитывал на силу своей Стихии, и был неприятно удивлен, когда и на этот раз Жизнь, беспрепятственно проникнув в тело юноши, не породила никаких видимых изменений. Пэр не мешал, но от третьей подряд попытки брата все же остановил.

— Что-то с ним творится необычное, — сказал он, приближаясь к лежащему. — Посмотри, его дыхание ничем не отличается от дыхания здорового спящего человека. Пульс нормальный, лихорадки нет. Да и рана в целом не серьезна. Мне кажется, объединенное сознание Кочевника и человека еще не нашло своего места.

Младший Гаюнар нахмурившись изучал бледное лицо молодого ратника. О людях, кто в каких-то, данных свыше, свойствах оказался идентичен Кочевнику, знали в Структуре немногие. Даже Серафима не могла сказать, что представляли собой «потенциальные копии» тех, кто превратился в пустоту, когда Великий всемогущей рукой изъял их из Первой Игры. И вот после таинственного единения двух несовместимых по всем законам Судьбы душ, возродившееся существо было беспомощно в новых для него условиях.

— В кланоидах объединяются люди и внемиренцы, — негромко заговорил Пэр. — Образуется нерушимое братство, семья. Он не станет сам собой, пока рядом нет его друга.

— А его друг, увидав Доная, сиганул с третьего этажа и грянулся об асфальт, — невесело хмыкнул Данила.

— И стал Обманувшим Смерть, — призрак выжидающе посмотрел на брата.

Гаюнар невольно содрогнулся.

— Ты предлагаешь отправиться на поиски этого типа в Структуру?

Пэр поспешно замотал головой.

— Может быть позвать как-нибудь? — неуверенно предложил он.

— Как именно? Это только у Юльки получается: брякнула — и готово дело.

Не успел он закончить свою мысль, как призрак схватил его за руку, призывая к молчанию. Данила замер, вслушиваясь в ленивый шелест листвы, но кроме обычных лесных звуков не различил ничего особенного.

— Пэр? — одними губами позвал он.

«Что-то приближается к нам, — пришел мысленный ответ. — Оно сродни Воздуху».

— И Жизни, — прошептал Гаюнар, вдруг почувствовав, как Стихия тянется к своей части. — Аполлон, Артемида!

Издали донесся собачий лай. Не прошло и минуты, как оба пса выскочили из чащи и бросились к хозяину. Под лавиной безудержной собачей радости Даниле пришлось отступить, а потом и вовсе сесть на землю, ибо иначе четвероногие друзья сбили бы его с ног.

— Ну, довольно, довольно! Я тоже рад вас видеть! Успокойтесь, — он поймал собак за ошейники. — Волк с вами?

Под тяжелой лапой хрустнули ветки. Существо чинно выступило из зарослей кустарника и внимательно оглядело полянку.

— Данька, что с ним такое? — пробормотал Пэр. — Он видит нас. Он понимает!

Аполлон и Артемида дружно притихли. Данила, как завороженный, поднялся на ноги.

— Волк? Крылатый Волк, — позвал он.

Зверь поднял голову. Грозное пламя в глазах остыло, и его сменила неподдельная теплота. Он сделал шаг к Пэру. Горячее дыхание долетело до призрака, Воздух аккуратно вобрал в себя живую форму, и образы событий заплясали перед Гаюнаром в пестром хороводе.

— Пэр, что он говорит? — насторожился Данила, заметив, как изменился в лице брат.

Холодный волчий нос уперся в грудь. От неожиданности пилот отступил.

— Огонь разбудил Стихии, — опомнившись ответил призрак. — Но Воздух, Вода и Твердь потеряли власть над своими воплощениями, поскольку Миром много лет правит какой-то Экзистедер. Смерть и Жизнь облачены в искусственный наряд, хотя удержать их колдун способен лишь вблизи себя.

— Волк! Волк, скажи, где Космос? — воскликнул Данила.

Существо не ответило. Внимание его переключилось на человека-Кочевника.

— Наверное, он не воспринимает Стихию, не имеющую мирского облика, — предположил Пэр. — Если Серафима посчитает нужным, она сообщит о себе…

Его слова были прерваны негромким угрожающим рыком. Гаюнары переглянулись. Обоим в голову пришла одна и та же мысль.

— Эй, не вздумай это сделать!

Данила ухватил Волка за холку в момент, когда тот готовился к прыжку. Пэр заслонил собой раненого юношу.

— Волк, он уже не Кочевник! — крикнул призрак. — Он нашел место!

Но зверь, чья сущность была подчинена одной цели — уничтожению чужаков, без видимых усилий отшвырнул Данилу далеко в сторону и, скаля алую пасть, шагнул к лежащему.

— Остановись! — голос Пэра вдруг обрел небывалую жесткость. — Многие годы я существовал в твоем теле и был твоим разумом! Ты и я — Экзистедер Ортского и внемиренец-Кочевник принадлежали Судьбе. Посмотри! — он отступил так, чтобы Волк мог видеть юношу. — Он тоже часть нашей Судьбы. Ты желаешь уничтожить его? Ты желаешь поспорить с единством, которое ковали Стихии с начала времен? Смотри на меня! — человеческая рука, обвитая туманным цвета жизни ореолом сжала огромную морду, заставив зверя поднять глаза. — Семь Стихий Мироздания здесь, сейчас! Они во мне, в тебе, во всем сущем, и в этом человеке! И каждый из тех, кто остался на просторах Судьбы без имени и места бытия, способен обрести себя. Потому что вырвать их из Миров была всего лишь отвратительная прихоть Великого, который использовал силу творения, чтобы сломать начавшуюся Судьбу. А теперь Судьба живет, и в ней мы — Семь Стихий, ее фундамент и двигатель. И ни Ортский, ни ты, ни какой-нибудь экзистор никогда не заставят нас играть в чужие Игры.