Сергей Абрамов: Искатель. 1982. Выпуск №4

Саблин видел, что его сообщение вполне удовлетворило следователя. Но добавил:

— Но мой экскурс в прошлое отца Серафима еще не завершен.

— Вы все еще не отказались от версии о сокровище?

— Нет. И намерен продолжать розыск.

Глебовский провел пальцем по коротко постриженным усикам, взял дело в картонной папке, пошел к двери. Уже на пороге обернулся, бросил:

— Ох, не верю я в ваше сокровище. Но коли версия возникла, проверить обязаны. Действуйте, Юрий Александрович, как говорится — бог в помощь. Подходящая терминология для «церковного» дела!

— Не очень, Виктор Петрович. Бог — помощник никакой. Проверено веками. А вот слуги божьи…

Андрей Востоков слез со стремянки, вытер испачканные замазкой пальцы.

— Теперь прочно замазал. Под цвет. И хорошо, что с миноискателем они прошлись только по полу.

— И во дворе, — добавила Екатерина. — А может, лучше вынуть из стенки? Второй раз с обыском не придут.

— Кто их знает, — замялся Андрей. — Потерпим еще месячишко. Ценности в стенке сохраннее. И нам спокойнее. А Василий к тому времени уже свой срок получит. Полтора—два года — больше не потянет. Так что носа не вешай.

— Я не вешаю.

— Странная ты баба, Екатерина. Все ж мать убита, а ты хоть бы слезу уронила…

— Мать? — Екатерина усмехнулась. — По паспорту. Много ли я от нее добра видела11 Мать… Она, кроме бога и папашки моего липового, никого не любила. Бог, бог, будь он неладен.

— Не богохульствуй, красавица. Он тебя кормит.

— Кормит, — согласилась Екатерина. — А она мне лоб расшибала, чтоб я в него верила. Знала, что не верю, потому и не любила меня.

— Ай-яй-яй, как нехорошо — о матери-то.

— Ты бы лучше помолчал, жалетель… Подумал бы, что милицейские подозревают…

— Другой версии у чих нет, Катя. А обыск они сделали для проформы. Это им тетка, стоявшая за окном, сболтнула о сокровище.

— Я же им все объяснила, Андрей.

— Правильно. Но у них ведь служба такая: проверить надо. Ну и проверили. Убийство неумышленное, мотива нет. Отцовские бумаги они у меня взяли, но ведь в них ничего нет. Марьянино письмо отцу о его «бесценном даре» у меня в бумажнике.

— Так ведь это улика, Андрей.

Востоков порылся в карманах пиджака, достал из бумажника пожелтевшее от времени письмо мачехи и, помахав им перед глазами сводной сестры, сказал с кривой усмешкой:

— Единственная улика, сестричка. А сейчас и ее не будет.

Щелкнул зажигалкой, подождал, — пока злополучное письмо не сгорит, вздохнул облегченно:

— Теперь нам уголовный розыск не страшен. Даже если они за нас возьмутся.

Саблин подошел к белому одноэтажному домику, спрятанному за узеньким палисадником. Впереди, в конце выложенной кирпичом дорожки, чинил крыльцо человек в цветной ковбойке и холщовых штанах, вправленных в резиновые сапоги, Саблин кашлянул. Человек обернулся, вгляделся и надел брошенную рядом на куст выгоревшую домашнюю рясу.

— Не обессудьте, отец дьякон, — сказал Саблин. — У меня есть и к вам разговорчик.

Длинноволосый, с постриженной бородкой соборный дьякон показал на вкопанный за кустами дощатый столик.

— Садитесь, товарищ инспектор. Почту за честь. Не узнал вас без формы.

Саблин, расстегнув пиджак, присел к столу.

— Мое дело вас не касается, отец дьякон… — начал он, не зная, как лучше повести разговор.

— Давайте по-светскому, без духовного диалекта, — остановил его дьякон. — Вас как зовут? Юрий Александрович? Не удивляйтесь, что ведаю: справился у нашего участкового. А меня — Аким Васильевич. Так что слушаю и внимаю.

— Вы слышали что-нибудь об убийстве Марьяны Вдовиной, бывшего регента вашего хора?

Дьякон понимающе усмехнулся, словно он именно этого вопроса и ожидал.

— Она хористкой была, а регентом сейчас ее дочь, Екатерина Серафимовна. Из самодеятельности к нам пришла. И про горе ее знаю, хотя, честно сказать, са-авсем не сладко ей было с покойницей. А Василия просто жаль. Тихий мужик, нескандальный. У тещи по струнке ходил. А вот довела-таки до смертоубийства.

— Вы его хорошо знаете?

— В одной школе учились. Даже дружили тогда. Он мои певческие вылазки к отцу Серафиму покрывал: в школе никто не знал, что я церковным пением болею. А то мне бы житья не было.

— Сейчас встречаетесь?

— Иногда. С Екатериной чаще. У нас много общего: петь любим.

— В квартире Вдовиной есть еще один жилец: сын вашего покойного протоиерея — Востоков. Его знаете?

Дьякон ответил не сразу, поразмыслил, и вдруг что-то мелькнуло в глазах его, как сигнал из далекого прошлого.