Джек Финней: Меж трех времен

— Боюсь, что так.

— Ну и что дальше?

— Она говорит, что третью сестру звали Наоми. Или Натали — она не уверена. Девочка была на год моложе ее. Говорит, что помнит, как они играли вместе, когда ей самой было лет двенадцать.

— И добавляет, что помнит смутно, как если бы пыталась восстановить увиденное во сне?

— Именно. Один из подобных случаев. Вспоминаются пустяки: как вместе ходили в школу, как собирались на ужин всей семьей, всякое такое. И вы догадываетесь об остальном: никто другой в семье третьей дочери не помнит, не было там третьей дочери. Разведенная дошла до того, что проверяла архивные записи о рождениях, и в конце концов семья настояла, чтоб она выбросила из головы всю блажь и прекратила разговоры на эту тему. — Стив дотронулся до бумаг и вздохнул. — Здесь у меня три письма, и довольно длинных, от памятливой дочери — пишет, что она помнит, а что не очень. И по одному письму от других членов семьи. Они не слишком хотели писать, но от меня не так легко отвязаться…

— Увы, Стив, по-моему, придется пройти мимо этого случая. Извините.

— Ничего страшного.

— Семейные воспоминания, к тому же смутные — что прикажете с ними делать? Впрочем, спасибо за усердие.

Из вестибюля донеслись быстрые шаги, и в комнату буквально ворвались двое мужчин. Младший из них был долговязым и тощим — жердь, на которую повесили мятый белый костюм. Он начал говорить, похоже, еще за дверью:

— Виноват, виноват! Опоздали, опоздали! Но вы не пожалеете…

Он горделиво показал кивком на своего спутника. Они подошли к председателю, который поднялся с места. Второму новоприбывшему было на вид лет сорок пять — худощавое лицо, синяя нейлоновая ветровка поверх чистенькой белой безрукавки. Он сказал:

— Это моя вина. Застрял на работе, задержался с ужином…

Тут только младший догадался представить спутника:

— Лоуренс Браунстейн.

Тот внес поправку:

— Просто Ларри…

— Ларри, — подхватил младший, — специально приехал к нам из Дрексела.

Те, кто был поближе к председателю, вставали или тянулись через стол, чтобы пожать Браунстейну руку; сидевшие на дальнем конце стола ограничивались улыбками и приветственными жестами. Гость не мог не понравиться: он держался прекрасно, казалось, ему приятно очутиться здесь, в ученой компании. Он облысел, но еще не полностью — ото лба к макушке бежала одинокая жидкая прядь каштановых волос. Кто-то поднялся, чтобы освободить ему стул в центре стола, и тогда председатель высказался по существу:

— Ларри, многие из нас слышали вашу историю от Карла, — кивок в сторону человека, который привел Браунстейна, — и мне известно, что у вас теперь есть что добавить к ней. Однако сегодня здесь есть и те, кто не в курсе дела, так что, если не возражаете, расскажите нам все еще раз. С самого начала.

— Хорошо, расскажу. И если кому-то из вас, ребята, захочется посмеяться надо мной, валяйте. Я не обижусь, мне не привыкать.

— Смеяться мы не станем, — заверил председатель.

— Ну что ж… — Браунстейн распахнул ветровку, устроился поудобнее и положил руки ладонями на стол. Он как будто ничуть не волновался. — В общем-то и рассказывать особо нечего, просто я помню второй президентский срок Джона Кеннеди. — Все притихли; кое-кто подался вперед, чтобы лучше видеть рассказчика. — Хотя, по правде говоря, помню без подробностей. На выборы я хожу. Иногда. Но на политику и политиков большого внимания не обращаю. И никогда не обращал. Что толку, если все они — да вы сами знаете не хуже меня… Но помню, как он пришел к власти снова. Видел, хоть и не полностью, трансляцию съезда демократической партии в Атланте. Слушал его предвыборные речи. Не все, конечно. Да это и не играет роли, сами понимаете…

Один из мужчин перебил его:

— А кто был соперником Кеннеди на выборах шестьдесят четвертого года?

— Можете себе представить — Дирксен! Помню, как комментаторы высмеивали его, помню, как Кронкайт [1]объявил, что республиканцы остановились на Дирксене лишь потому, что у того нет ни малейших шансов, Кеннеди гораздо сильнее. Разумеется, комментаторы оказались правы. Кеннеди выиграл в сорока девяти штатах и был близок к победе в пятидесятом — в Иллинойсе или где-то там еще. Вот, пожалуй, и все. Дирксен признал свое поражение меньше чем через час после завершения выборов в Калифорнии. Помню еще, видел по телевидению, что творилось в штабе Кеннеди, в вашингтонском отеле «Мейфлауэр»: Кеннеди улыбается у микрофонов, все орут, потом он поднимает руки и благодарит американский народ, ну и… Да вы прекрасно знаете всю эту музыку… С ним была жена и, кажется, мать. Братьев не помню — ни Бобби, ни Эдварда.