Михаил Тырин - Заговор обреченных

Пришлось тащить его чертовы ящики – не отказывать же собственным спасителям в такой ерунде? Полковник шел впереди, покачиваясь на своих Х-образных ногах и почесываясь. Небо было, как всегда, серое и пасмурное.

– У вас тут когда-нибудь бывает солнце? – спросил я.

– Никогда. Здесь вообще нет светила.

– Как так? А вокруг чего тогда вращается планета?

– А это вовсе не планета.

– Мне что-то подобное говорили, но я не очень понял...

– Естественно. Вы, люди, с вашим узким трехмерным мышлением считаете, что Вселенная – это только звезды и планеты, на которых вы живете. Точно так же червяк считает, что весь мир – это только яблоко, которое он грызет.

– Я не считаю, что мир – это яблоко. Что это, если не планета? Астероид?

– Нет, это не астероид и не комета, – сказал он, досадуя на мою бестолковость. – Это периферийное образование, существующее на границе двух волновых порогов энергетического возмущения атомарной протоплазмы.

– Ну, так бы сразу и сказали... – хмыкнул я. – А то червяки, яблоки какие-то... – И тут мне в голову пришел новый вопрос: – А как же смена дня и ночи?

– Это мир с пульсирующей энергетикой. Есть миры вообще без энергетики, есть миры даже без пространства. Надеюсь, это тебе понятно?

– Уж лучше я буду считать мир яблоком, – пробормотал я.

Мы дошли до пустынного края острова, где волны бились о невысокий каменный порог, окаймляющий берег. По команде полковника я поставил один ящик у самой воды, а второй в двух десятках шагов от береговой кромки. После этого он велел мне уходить.

Я и ушел. Но перед тем как скрыться за поворотом, оглянулся. На берегу бушевало сражение – «осциллографы» проецировали объемное изображение прямо на воздух. С моря наступали полупрозрачные парусники. С берега по ним стреляли какие-то странные орудия, которые я видел, кажется, в «Звездных войнах». Среди этого призрачного боя стоял счастливый полковник и нажимал кнопки на небольшом черном пульте, висящем на животе.

Перекусив в столовой, я пошел к себе в комнату отдыхать. Гена лежал на кровати и глядел в потолок.

– Нога болит, – глухо проговорил он.

– Покажи.

– А ты – доктор?

– Нет, не доктор, но...

– Ладно, смотри, если хочется, – кисло усмехнулся он и засучил штанину.

Под коленом темнела отвратительная язва. Вокруг нее нога распухла так, что сустав сравнялся по толщине с икрой. Кожа здесь была натянутая, блестящая, с мертвенной синевой.

– Полюбовался?

– Сходил бы к Контролерам, Гена, – вздохнул я. – Они ж должны следить за здоровьем личного состава.

– Может, и должны... Схожу попозже. Сегодня еще погудим с пацанами малость, и пойду. Все равно деньги кончаются.

Я завалился на матрас и тоже начал глядеть в потолок. Последнее время меня мучил вопрос: почему им всем здесь так хорошо и весело, а мне нет? Почему они так красиво вписались в эту пустопорожнюю жизнь? И ведь не похоже, что притворяются.

Может, я личность исключительная? Может, у меня судьба особенная? Приятно, конечно, так думать, но какой мне прок от моей особенной судьбы? Валяюсь вот один на матрасе, не знаю, чем заняться...

За Геной зашел какой-то друг, помог подняться, и оба ушли. Видимо, гудеть... Я наугад взял из-под кровати какую-то книжку и попробовал читать.

Но ничего не вышло. Стоило устроиться поудобнее, в комнату ввалились двое парней. Один – толстый и белобрысый, второй же, наоборот, – маленький, скукоженный, с растопыренными ушами, похожий на мартышку.

Толстый посмотрел на меня и часто-часто заморгал.

– Я тебя где-то видел, – сказал он.

– Наверно, по телевизору, – пожал плечами я.

Я-то понял, где и когда он меня видел. Ночью возле столовой, где получил доской по физиономии. Вон, до сих пор синяк на лбу...

И тут он меня вспомнил. Он ничего не сказал, но по его лицу я ясно понял – он вспомнил. И растерялся.

– Вам чего надо, ребята? – спокойно спросил я.

– Пойдем, Бося, я ж говорил, что на другом этаже, – произнес человек-мартышка.

– Обожди, Чита, – отмахнулся толстый. Он продолжал хлопать глазами, при этом нервно облизывал губы и чесал затылок. Он, наверно, размышлял – отомстить ли мне за шишку на лбу, пользуясь численным перевесом, или прикинуться шлангом и спокойно уйти.

Мстить он, видимо, боялся. У меня могла оказаться в запасе еще одна доска. А его мелкого товарища я мог выбросить из комнаты одним пинком. Но и уходить с позором ему претило.

– Вспомнил? – нетерпеливо спросил я.

– Кажется... кажется, ты... – он нерешительно замолчал.