– Копируем рельеф местности, - процедил он. - Самолет ведет автоматика. Сейчас опять уйдем на сверхзвук. Скорость будет меньше, чем на высоте, но нам уже недалеко.
Сделалось тише и скачки самолета не так ощутимы, но смотреть на землю без головокружения Русов не мог. У него потом сильнее билось сердце, когда вспоминал этот полет. Наверное, так могла бы выглядеть чужая планета с борта космического корабля. Стремительно текли реки темной лавы - в них с трудом угадывались леса; молниеносно возникали и исчезали бледные протуберанцы - озера; проносились зазубренные купола темных лун - гребни холмов…
– Машина делает полторы тысячи километров в час, - в голосе Сирина слышалась гордость. - Засечь нас радаром на этой высоте труднее, чем крылатую ракету.
– А если все-таки увидят? - собственный голос не понравился Русову, в нем звучали визгливые нотки.
– Ну и что? Пусть попробуют догнать.
Они замолчали. Понемногу стало светать, во второй раз начинался все тот же день. Вдруг самолет успокоился и пошел совершенно ровно, внизу понеслась серая гладь воды.
– Великие озера, - с облегчением вздохнул Сирин. - Мичиган. Поднимаемся.
Самолет стал набирать высоту. Горизонт слева загорелся желтым огнем - их догоняло солнце. А потом Русову показалось, что видит впереди лес: словно оранжевые стволы сосен поднимались над темной водой. Лишь спустя минуту он сообразил, что для деревьев они чересчур высоки - это здания неправдоподобной вышины первыми встречали восход солнца. Вскоре свет затопил и кабину - солнце, зашедшее над Лабрадором, поднималось над озером Мичиган.
– Надо же, Евгений, - голос Сирина звучал хрипло. - Это ведь Чикаго! Теперь надо искать место для посадки. Топлива осталось на двадцать минут.
Город медленно приближался: экономя горючее, Сирин уменьшил скорость. Русов смотрел как зачарованный. Одно здание было выше других исполинов, две антенны на крыше горели жарким золотом, напомнив Русову купола церквей на родине.
Здания наклонились, самолет огибал район небоскребов…
И тревога вошла в сердце Русова - великолепный город был мертв. Не видно было разрушений, как в городах Европы; бесчисленные коробочки автомобилей усеивали улицы, но не двигались, и Русов знал, что даже если самолет опустится ниже, они не увидят пешеходов на тротуарах. Лишь глубокие тени наполняли ущелья улиц.
– Темная зона, - сквозь зубы процедил Сирин. - Надо лететь дальше.
Русов с грустью глядел вниз, пытаясь представить, что творилось в городе после той странной войны. Наверное, жители не сразу поняли, что произошло: небоскребы легко выдержали ослабленные расстоянием сейсмические толчки от нескольких взрывов, и, когда люди вышли из убежищ, то как будто ничего не изменилось - только дни стали сумрачнее, да по ночам восходила кроваво-красная луна, но это объясняли тучами дыма и пепла, выброшенными в стратосферу над сожженной Европой. Лишь когда стала нарастать волна заболеваний, поднялась паника. Вероятно, люди бросали всё, пытаясь вырваться из города, было столпотворение, жуткие пробки на улицах. И конечно, это никого не спасло…
Остались погруженные в сумрак улицы; остались зловеще темные заросли деревьев в парках; остались, став смертельно опасными для человека, крысы, собаки и кошки…
Небоскребы уменьшились, словно уходя под землю. Потянулись плоские кварталы, тускло заблестела путаница железнодорожных путей - всё наводило на сердце странную тоску… Но вот местность повеселела: среди зелени перелесков раскинулись желтые квадраты полей, а на идеально прямой полосе шоссе Русов увидел первую ползущую букашку.
– Все, садимся! - напряженно сказал Сирин. - Горючего осталось на десять минут. Судя по карте, где-то тут есть аэропорт. Если полоса будет занята, попробуем сесть на шоссе. Можно и катапультироваться, но машину жалко. Как она нас сюда донесла. Птичка моя!
Аэропорт оказался небольшим: аэровокзал, россыпь автомобилей на стоянке и несколько ангаров. Самолетов не было видно, и вообще всё словно вымерло. Обе взлетно-посадочных полосы были свободны. Сирин низко пролетел над одной, примериваясь. Потом развернулся, отлетел подальше и повернул снова. Самолет тряхнуло - это выдвинулось шасси.
– Ну, с богом! - хрипло сказал Сирин.
У Русова учащенно забилось сердце: наступил самый опасный момент полета.
Самолет пронесся над началом полосы, стремительно замелькали бетонные плиты, но колеса никак не могли коснуться их. Русову сделалось страшно - впереди быстро вырастала стена аэровокзала… Вдруг его втиснуло в кресло, а остаток полосы ушел вниз.
Читать дальше