— Квиенс знал прежнего короля. Он и Беддун были дружны, насколько могут быть дружны два короля, так что в его враждебности может заключаться и что-то личное. Но даже если отвлечься от этого: Квиенс вовсе не глуп, и в настоящий момент ничто срочное его не отвлекает. У него есть масса времени, чтобы хорошенько обо всем поразмыслить, и достаточно ума, чтобы понять: если УрЛейн остается безнаказанным, то его, Квиенса, желание передать корону наследнику исполнить непросто.
— Но ведь у Квиенса пока еще, кажется, нет детей?
— Во всяком случае, таких, которым можно передать корону. И он еще не решил, кого взять в жены. Но даже если короля волнует лишь собственное правление, то и тогда никто не отнесет его к доброжелателям протектората.
— Вот беда! Я и не думала, что мы вот так, со всех сторон окружены врагами.
— К сожалению, так оно и есть, моя госпожа.
— Ну, вот мы и пришли.
В старом каменном здании на другой стороне кишащей народом улицы размещалась больница для бедных. Именно сюда и направлялась Перрунд с корзинкой, полной еды и лекарств.
— Мой прежний дом, — сказала она, глядя поверх людских голов.
Из-за угла показался небольшой отряд солдат в цветастой форме — впереди шел юный барабанщик, сзади скакала стайка мальчишек, а по сторонам брели плачущие женщины. Взгляды всех, кроме Перрунд, повернулись к ним. Она же продолжала смотреть через улицу, на старые грязные стены больницы.
ДеВар проследил за направлением ее взгляда.
— И ты с тех пор ни разу не была здесь?
— Не была. Хотя и поддерживала с ними связь. Я посылала им всякую мелочь, а теперь решила, что хорошо бы явиться сюда и самой. Ой, кто это такие?
Отряд проходил как раз мимо них. На солдатах была яркая красно-желтая форма и блестящие металлические шлемы. Каждый на плечах нес, держа ее чуть наискось, металлическую трубку с деревянным прикладом, возвышавшуюся над сверкающим шлемом.
— Мушкетеры, моя госпожа. И идут они под знаменем герцога Сималга.
— А это у них, значит, мушкеты. Я слышала о таком оружии.
ДеВар проводил отряд беспокойным, настороженным взглядом:
— УрЛейн не хочет держать их во дворце. Они могут быть полезны на войне.
Звук барабанного боя постепенно стих, и на улице снова воцарилась обычная торговая жизнь. В потоке карет и экипажей образовался разрыв, и ДеВар решил было воспользоваться этим и перейти на другую сторону к больнице. Но Перрунд задержалась на тротуаре. Она стояла, вцепившись в его руку, и разглядывала потемневшую от времени, украшенную резьбой каменную кладку древнего здания.
ДеВар откашлялся.
— Там остался кто-нибудь с твоих времен?
— Нынешняя старшая сестра тогда была сиделкой. С ней я переписывалась.
— И сколько времени ты здесь провела?
— Дней десять. Это было всего пять лет назад, а кажется, прошла целая вечность. — Она не могла оторвать глаз от здания.
ДеВар не знал, что сказать.
— Наверно, досталось тебе тогда.
Из того, что ему удалось выудить у Перрунд о прошлой ее жизни, ДаВар знал, что ее доставили сюда в страшном жару. Она и восемь ее сестер, братьев и двоюродных родственников бежали из района боевых действий — тогда был разгар войны за наследство, в ходе которой УрЛейн после падения империи установил свою власть в Тассасене. Они бежали с юга, где шли самые ожесточенные сражения, и направлялись в Круф вместе с немалой частью обитателей южных областей Тассасена. Перрунд родилась в семье коммерсантов в торговом городе, многие из них были убиты, когда армия короля выбила из города войска УрЛейна. Потом УрЛейн со своими людьми отвоевал город, но к тому времени Перрунд и ее оставшаяся в живых родня уже были на пути в столицу.
По пути все они заразились чумой, и в город смогли попасть только потому, что предложили немалую взятку стражникам. Те из них, кто еще держался на ногах, отогнали дорожный фургон к одному из старых королевских парков, где было разрешено останавливаться беженцам, и последние деньги были потрачены на врачей и лекарства. Большинство родственников Перрунд умерли от этой болезни. Ей повезло — нашлось место в больнице для бедных. Она была на волосок от смерти, но выжила. Затем отправилась искать родню, но поиски закончились у засыпанной известью ямы за городской стеной — там в то время ежедневно хоронили сотни людей.
Она подумывала о самоубийстве, но не решилась на этот шаг, и потом ей пришло в голову, что если уж Провидение не дало ей умереть от чумы, то, вероятно, ее смертный час еще не наступил. И кроме того, все чувствовали, что худшее уже позади. Война закончилась, чума стихла, и в Круфе снова настал порядок, возвращавшийся понемногу и в остальные области.
Читать дальше