Юрий Пересунько - Искатель. 1987. Выпуск №2

Когда я слушал объяснения Дуономуса с Кэт, у меня не появилось ни малейшего сомнения в том, что это был сам Эдвард Тирбах.

Более того, Дуономус не узнал вдову Винкли, которую привело сюда понятное желание посмотреть на человека, в котором ожил интеллект ее бывшего мужа.

«Мне кажется, что решение вопроса о личности Дуономуса, — писал я далее, — в первую очередь зависит от того, кто был реципиентом, а кто — донором. Ведь операция проводилась ради спасения жизни Эдварда Тирбаха!

Конечно, я вовсе не хочу сказать, что за всем этим стоит Кэт Тирбах, которая во имя своих интересов однажды отреклась от своего мужа; я только хочу напомнить, что операция была произведена в полном соответствии с волей Эдварда Тирбаха».

С газетных страниц не сходили фотографии Эдварда Тирбаха, Боба Винкли, Дуономуса, а также Кэт и Лиз. Уникальная операция, сделанная известному предпринимателю, повлекла за собой громкий скандал, придала истории особую остроту. Дуономусом интересовались медики, психологи, ученые, политики, школьники, домохозяйки…

Некоторые всерьез доказывали, что Дуономусу надо разрешить иметь двух жен, так как и Кэт Тирбах, и Лиз Винкли имеют на него равные права. И если, по слухам, Кэт Тирбах затевает судебный процесс, то же самое с неменьшими основаниями может сделать и Лиз Винкли.

Все сведения о Дуономусе я получал от Варлея, который извещал меня, что Эдвард Тирбах чувствует себя хорошо, к газетной перепалке относится равнодушно, выпады в свой адрес игнорирует. Начал исподволь заниматься делами своей обширной «империи».

Лиз довольствовалась одними газетными сообщениями и была очень рада, когда я заходил на минуту поделиться с ней тем, что узнавал от Варлея.

Однажды в моем кабинете зазвонил телефон.

— Господин Хьюз? — послышался в трубке незнакомый голос.

— Слушаю.

— С вами говорит секретарь Эдварда Тирбаха. Вы не могли бы подъехать сейчас к патрону на Хорвуд-стрит?

— Конечно, — с готовностью ответил я.

— Высылаю машину.

— Пожалуй, я быстрее доберусь на своей.

«Ну вот, кажется, Боб все вспомнил сам. Слава богу, что я ничего не успел предпринять».

Тирбах сидел за столом и перебирал какие-то бумаги. При моем появлении он медленно поднял голову и дружелюбно предложил:

— Садитесь, Кларк. Вы завтракали?

— Откровенно говоря, не успел.

Он сделал знак секретарше, и нам принесли сандвичи, кофе…

— Очень признателен вам за статьи, — начал Дуономус. — Для меня это весомая поддержка.

Вопреки моим ожиданиям говорил он сдержанно и своим тоном сразу же установил в наших отношениях некоторую дистанцию.

— Мне понравился ваш тезис относительно реципиента и донора. Удивляюсь, что кто-то этого не понимает.

Я молчал, не зная, как вести себя с Дуономусом.

— Сегодня я хотел бы еще раз воспользоваться вашей помощью, — продолжал Тирбах. — Мы отправимся в банк. До меня дошли сведения, что там за время моего отсутствия немного запустили дела. Я хочу появиться в банке неожиданно. Ну а свое журналистское дело вы знаете…

— Очень признателен вам за доверие.

Он заметил мою нерешительность в разговоре с ним и сказал:

— Я думаю, дорогой Кларк, нам с вами лучше без формальностей. Зовите меня просто Эдвард.

Я согласно кивнул.

Внимательно посмотрев на меня, он задумчиво произнес:

— Похоже, дорогой Кларк, что вы неискренни со мной, мой вид чем-то смущает вас. Из всех людей вы имеете самое близкое отношение к моей операции («Какую операцию он имеет в виду: деловую или хирургическую?») К тому же вы доверенное лицо не только моего сына Рудольфа, но и мое. Вы были в курсе всех моих дел и намерений. Ведь от вас зависело, чьим мозгом я воспользуюсь…

Похоже было, что эти слова сказал Боб. Однако вопреки всякой логике в его речь вплелись фразы о сыне Рудольфе. Что это: плохая игра Боба? Или в этом Дуономусе действительно все перепуталось?

— Мне нравится, что вы защищаете мои законные интересы, да, да, законные… И я надеюсь с вашей помощью разрешить некоторые затруднения. — Тирбах поморщился, приложил руку к груди. — Сердце беспокоит…

Он вынул из кармана серебряную коробочку, достал таблетку и положил под язык. Некоторое время молчал, словно проверяя что-то с помощью внутреннего локатора, потом сказал:

— Знаете, Кларк, иногда я уже сожалею об этой пересадке. У меня очень много денег. Но хорошим здоровьем не могу похвалиться. Организм слишком стар. Поневоле начинаешь думать, что лучше бы мне остаться… там, — и показал рукой вверх.