Рэнкин Джилмен - ОПЕРАЦИЯ ЯМАНАК

– Как скажете, босс.

Закайо был в порядке. Никаких вопросов, никаких возражений. Шеврон дождался, когда бармен, занявшись протиркой стаканов, отвернулся, и перемахнул через перила в мягком прыжке.

Он взобрался на крышу рубки, свесил ноги по обеим сторонам головы мужчины, примерился и прыгнул вниз, согнув колени и ударив слева и справа по бычьей шее. Пролетев по инерции вперед, он упал на четвереньки прямо в кубрик, опрокинув тело и увлекая его за собой.

Закайо даже не пошевелился. Опершись о перила, он потягивал виски, всем своим видом изображая спокойствие и созерцание.

Шеврон расстегнул застежки, стащил костюм и влез в него сам.

Ласты, темные очки и изящная маска лежали здесь же, на койке. Когда все было готово, он вернулся назад в кубрик, переложил бластер и инструменты в наружный карман, засунул свою одежду в пустой брезентовый мешок и бросил его Закайо. Затем он поднялся, небрежно прошелся вдоль борта и нырнул в лагуну.

Погрузившись, он коснулся песчаного дна на глубине пяти метров. Над головой темной выпуклостью, покрытой ребристой алюминиевой кровлей, покачивалась яхта. Шеврон медленно поплыл под корпусами причаливших яхт, следуя изгибу стены. У него возникло ощущение, что он выпал из собственного континуума времени, как будто он прошел сквозь зеркало и обнаружил, что отражение за поверхностью существует самостоятельно. Это продолжалось пять минут или пять часов, прежде чем он увидел то, что ожидал: проход вверху между корпусами и яркий блик на воде, идущий из отверстия в стене. Он нырнул в него.

Через двадцать метров потолок исчез, и Шеврон оказался на дне круглого бассейна с трапами через каждые несколько метров по всей окружности.

Шеврон поднялся в раздевалку с белым кафельным полом и рядами вместительных отсеков, радиально расходящимися от бассейна, словно спицы из ступицы колеса. Каждая группа отсеков была помечена своим буквенным кодом.

Ряд, помеченный М-П, оказался прямо напротив, и Шеврон пошел вдоль него, читая надписи на белых, из слоновой кости, табличках на каждой дверце. Пройдя весь ряд, Шеврон попал в десятиметровое круглое помещение с рабочими местами для ремонта снастей, развешанными по стенам морскими картами и отверстиями вентиляционных шахт. Дальше шли душевые и различные службы клуба: бар, столовая, вспомогательные помещения.

Людей было мало, следовательно, время было выбрано правильно. Шеврон повернул в конец пролета, прошел «О» до «О'Киф» и начал двигаться назад к бассейну, идя уже по другой стороне ряда.

Пристанище Полдано оказалось в середине ряда. Каждый член клуба занимал метровой ширины раздевалку, стенки которой были вровень с обстановкой, состоящей из вместительного шкафа и тумбы с шестью выдвижными ящиками. Шеврон занялся ящиками, вскрыв замки с помощью сверхчувствительного щупа из набора.

В них не было ничего, за исключением груды коралловых обломков, которые обычно собирает каждый ныряльщик. Они будут выброшены как ненужный хлам следующим владельцем.

Если бы было время все тщательно обдумать, в этом можно было найти определенный смысл. С течением жизни у вас накапливается масса вещей, представляющих для вас определенную ценность, но они абсолютно ничего не значат для кого-либо другого. Когда вы уходите – вы уходите совсем, не оставив никакого следа. Северянин поступил правильно, собрав в кучу все барахло и предав его огню.

Шеврон перенес свое внимание на высокий запертый шкафчик. Вскрыл замок, прислушался: не стучится ли снаружи Закайо, и затем повернул ручку.

Широко открытые глаза Анны Рилей, ослепленные неожиданно ворвавшимся светом, изумленно таращились на него поверх белого кляпа, закрывающего всю нижнюю часть ее лица. Заломленные назад руки были привязаны за запястья к одежным крючкам. Лодыжки были связаны вместе и подтянуты к стойке так, чтобы у нее не возникло искушения набить себе синяки на обнаженных пальцах ударами ног в стенку. Кроме кляпа, на ней не было ничего, за исключением крошечных абрикосового цвета трусиков с черной монограммой «А.Р.» Шеврон прочитал:

– А.Р. Должно быть, вы Анна Рилей? В таком случае, что вы собрались делать, повиснув тут?

Общение было затруднено, но ее глаза, привыкнувшие к свету, сумели выразить всю гамму эмоций: облегчение, что это был один из своих; нетерпеливое желание поскорее освободиться; обида от того, что ему следовало быть более учтивым.

Шеврон, занятый развязыванием веревки, понял ее затруднение и тихо прошептал: