Анатолий Степанов - Искатель. 1987. Выпуск №4

— Вы говорите о профессиональной стороне дела. А о человеческой? Каким человеком он был и каким стал сейчас?

— Мне трудно ответить, каким он стал сейчас, потому что, как я уже говорил, мы с ним не виделись два года. Каким был? За учеными давно закрепилась репутация людей, полностью отдающих себя науке и неспособных страстно увлечься чем-либо, кроме своей профессии. Такой взгляд на ученых неверен. Если бы вы получше присмотрелись к личной жизни людей науки, вы бы нашли те же интересы и увлечения, что и у представителей других профессиональных групп. Возможно, в нашей среде больше, чем где-либо, поддельной скромности, лицемерия, ложного стыда. Мы стараемся спрятать свои переживания подальше от чужих глаз. А возможно, острее чувствуем ответственность за свои поступки перед обществом, и это многое объясняет.

— А именно?

— Вы слишком настойчивы. Просто профессору пришлось пережить личную трагедию. Назовите ее мелодрамой, если вам угодно. Но тем не менее это так.

— Я хочу знать, — Берда старался поточнее сформулировать вопрос, видя, что собеседник уходит от прямых ответов, — я хочу знать, мог ли профессор пойти на преднамеренную жестокость? Из мести, например?

Грудзинский покачал головой.

— Я не думаю, что он был способен на такую примитивную месть.

— Значит, месть более изощренная?

— Я не говорил этого, — быстро отреагировал Грудзинский.

— А крысы?

— Эти крысы, на наш взгляд — ибо не только я один занимался их исследованием, — совершенно безвредны. Заложенная в них программа предусматривает выполнение самых простых функций, они просто подчиняются приказам, как обычный домашний пес. Я подчеркиваю — домашний.

Они стали прощаться. Поручик мог считать, что до конца выполнил свой долг. На руках у него было письмо, которое почти полностью исключало какую-либо угрозу для жизни тех, кто покупал этих крыс. Впрочем, подобным документом располагало и Центральное управление торговли, которое решилось на распространение экспериментальной партии.

Заключение, представленное управлению другим институтом, занимающимся компьютерами, совпадало с первым. Тем не менее крысы не пользовались особенным спросом в магазинах игрушек, а газеты, встревоженные побегами крыс, окончательно отбили желание у покупателей. Школьные преподаватели считали крыс крайне неудачными игрушками. Они не поддавались разборке. В конце ответа дирекции Центра торговли игрушками на запрос из милиции сообщалось, что управление уже в ближайшее время намерено ограничить закупку электронных игрушек у изготовителей или передать производство следующих партий какому-либо государственному предприятию.

На всякий случай в конце разговора Берда еще раз спросил:

— Вы с полной ответственностью утверждаете, что то, чем занимается профессор, не опасно?

— Если исходить из того, что мы знаем и что могли проверить… — начал Грудзинский, но тут вошла секретарша.

— Пан доцент, — сказал она, — извините, но пану поручику звонят из отделения.

Берда подошел к телефону.

— Только что, — сообщил дежурный офицер, — из районного отделения передали, что умер начальник отдела торговли управления игрушек. Возможно, он был убит в своем доме. На улице Широкой.

— Почему вы говорите мне это? — разозлился Берда.

— Потому что именно вы ведете дело об электронных крысах, а рядом с трупом была обнаружена крыса.

Да, в этот раз Берде пришлось столкнуться с неожиданными осложнениями. По словам Грудзинского, крысы были абсолютно безвредны. Именно это утверждал и профессор. Такого же мнения придерживались и другие специалисты. Трудно предположить, что они действовали сообща. Чем в таком случае», объяснить появление крысы возле человека, который умер на Широкой? И что было причиной его смерти?

В центре в это время был час «пик». Пробиться на машине к западной части города непросто. Наступали ранние, предзимние сумерки. Зажигались уличные фонари. Ему вдруг вспомнилось, что Дорота Скерска называла крыс «смертью с маленькими зубками». Смертью, о которой твердила она и в возможность которой он с самого начала отказывался верить.

Берда откинул простыню, которой было прикрыто тело.

Мужчина примерно тех же лет, что и профессор Глазура. Шея изуродована. Рядом с обезображенным трупом целая и невредимая крыса.

«Крысу снова придется отдать на экспертизу доценту Грудзинскому», — подумал Берда.

Но стоит ли снова возвращаться к Грудзинскому? Может быть, одна крыса отличается от другой? Может быть, игрушки и крысы, посылаемые для осуществления мстительных замыслов профессора, — это не одно и то же? Можно ли быть уверенным в том, что орудием убийства стала электронная крыса, спокойно ожидающая решения своей участи возле тела своей жертвы?