Вячеслав Рыбаков - Доверие [первый вариант]

"Акимушкин - Казуазу. С Ганимеда, из института внепространственной связи поступил крайне странный запрос, имеющий, очевидно, связь с событиями последних дней. Во-первых, директорат института просит прислать звездолетный нейтринный запал, необходимый для неких экспериментов. Во-вторых, по просьбе сотрудника института Саранцева М.Ю. - специально оговорено, что по частной просьбе, - директорат запрашивает наш Центр, не было ли замечено неполадок и сбоев в работе нейтринных запалов при последних стартах".

Ноги перестали держать Ринальдо. Чжу-эр попытался поддержать заместителя председателя, но Чари опередила секретаря. Ладонь Ринальдо, шарившая по воздуху в поисках опоры, встретила неожиданно твердую, горячую ее руку.

- Вот... - выдохнул Ринальдо и больше ничего не смог произнести. - Вот... - Он сразу понял всё. - Опять, как с Солнцем... Чари...

- Я здесь, - поспешно сказала она. Он закрыл глаза.

И когда он вновь открыл их, больше не было ни слабости, ни удушья, ни воспоминаний. Он пружинисто распрямился, так стремительно, что Чари, стоявшая наготове за его спиной, отпрянула. Ринальдо обернулся.

- Прости, любезная Чари, - сказал он, не улыбаясь. - Мне надо ехать.

- Езжайте... - растерянно сказала она. - А вы еще к нам?.. Он пожал плечами.

- Если вам неудобно, то я к вам. Куда, а?

- Комиссия по переселению на Терру, заместитель твоего отца, - ответил он и улыбнулся совершенно жесткой улыбкой. Всем лицом, без половины. - Я буду ждать. - Он галантно поцеловал ей руку, упруго спрыгнул с крыльца и поспешил по дорожке, так что верный Чжу-эр едва поспевал за ним.

Орнитоптер стоял в сотне метров от дома, на ближайшей полянке.

- В Совет, - сказал Ринальдо, садясь на заднее сиденье. Чжу-эр вспрыгнул за пульт, и машина резко взмыла в вечернее небо.

- Хорошее радио? - осмелился спросить секретарь.

- В высшей степени, - ответил Ринальдо. - Видите, голубчик, мы с вами не знаем, отчего взрываются корабли, а некто Саранцев М.Ю. с Ганимеда знает.

Так. Прекратить убийство гвардии человечества и не повредить доверию человечества к государственному аппарату. Ганимед все решил. Хватит отдыхать. Хватит распускать сопли. Ганимед. Смешно. Ринальдо проводил взглядом проваливающийся в деревья домик. Прощай, думал он. Прощай.

- Голубчик, - позвал Ринальдо.

- Я, - не оборачиваясь, ответил секретарь. Его лопатки, обтянутые толстой тугой тканью комбинезона, медленно шевелились. Он вел машину на предельной скорости, вел виртуозно.

- Вы вооружены?

- Никак нет. Мой комбинатор в приемной, в левом верхнем ящике письменного стола.

- Мы летим сейчас в Совет. Вероятно, вам придется убить товарища Чанаргвана. Лопатки Чжу-эра на миг замерли, но лишь на миг.

- Неужели в этом возникла необходимость?

- Я полагаю, мне не удастся уговорить его покончить с собой. Кроме того, мне нужно жестокое убийство, а не тихая кончина. - Ринальдо помедлил. - Знаете, голубчик, у меня в домашнем архиве хранится очень любопытный документ. Специалисты датируют его маем-апрелем тысяча девятьсот восемнадцатого года. Что-то периода Великой Октябрьской революции, какой-то приказ по полку, не выше, может, даже по батальону. Вот послушайте. - Ринальдо прикрыл глаза. - Красное командирство есть сознательное революционное красное геройство, при посредстве которого более сознательный революционный боец, а также перешедший целиком, полностью и бесповоротно на позиции рвущего свои цепи пролетариата, имеет право и обязанность указать менее сознательному революционному бойцу, где, как и когда последний должен положить свой живот на алтарь мировой революции, а при отказе заставить любыми средствами. Если же красный командир-герой укажет неверно и тем бесполезно прольет рабочую народную кровь, мы самого его прислоним к стенке. Красный командир всегда помнит об этом.

- Так точно, товарищ председатель комиссии, - ответил Чжу-эр, дослушав. Вот я уже и председатель, усмехнулся Ринальдо. Милый Чжу-эр...

- Мы поговорим, а вы будете слушать. Когда я скажу... ну, к примеру: "Ты сам виноват", - вы его убьете. Постарайтесь сделать это возможно более зверски.

Внизу, медленно поворачиваясь, возникала из дымки устремленная ввысь громада Совета, резкая и чистая, словно кристалл пламени, сияющая под лучами заходящего Солнца. Солнце... Ринальдо посмотрел на парящий у горизонта, погруженный до половины в пурпурную дымку распухший диск, а потом вновь уставился на стеклянную махину, посверкивающую багровыми бликами. Орнитоптер, замедляясь, снижался, планируя вдоль километрового фасада, и стали видны колоссальные буквы, выгравированные вдоль всей стены, - первые фразы Конституции человечества, принятой тридцать семь лет назад: