Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране [= Чужой в чужой земле, Пришелец в земле чужой, Чужак в стране чужой, Чужак в чужом краю, Чужой в стране чужих]

— Почему? У меня надежная работа, хорошее здоровье, по крайней мере, будет, как только я избавлюсь от этой «правдивой» наркоты… А пока она еще во мне, я испытываю порывы говорить одну лишь правду. Я люблю тебя. Я хочу жениться на тебе и растирать твои бедные усталые ножки. Может, я слишком стар? Или ты собираешься за кого-нибудь другого?

— Нет, что ты! Бен, дорогой… Бен, я люблю тебя. Но не проси меня сейчас: у меня появилась… ответственность.

Он так и не смог поколебать ее. Он понял наконец, что Человек с Марса не был ему соперником, а просто пациентом Джил. А человек, женящийся на медсестре, должен смириться с фактом, что медсестры испытывают материнские чувства к своим подопечным… смириться и радоваться этому: если бы у Джил не было черт характера, делающих ее хорошей медсестрой, он бы не влюбился в нее. И дело было вовсе не в той восьмерке, которую выписывал ее игривый задик, когда она шла, не в ослепляющем, словно хлыстом по глазам, виде спереди… он же не подросток, интересующийся исключительно размерами груди! Он любил ее самое.

И хотя это отодвигало его на второе место после пациентов, будь он проклят, если собирался ревновать! Майк был хорошим малым — наивным и невинным, как и описала его Джил.

Он вовсе не предлагал ей ложе из роз; жене газетчика тоже со многим приходится смиряться. Он мог временами пропадать на несколько недель, его рабочий день был ненормирован. Ничего удивительного, если бы Джил завела кого-нибудь на стороне. Но Джил не такая.

Собрав все это воедино, он с чистым сердцем принял от Майка стакан воды.

День отсрочки был нужен Джубалу для того, чтобы распланировать встречу.

— Бен, когда ты свалил все это на меня, я сказал Джиллиан, что палец о палец не ударю, чтобы защищать так называемые «права» Майка. Я изменил свое мнение. Мы не позволим правительству ограбить парня.

— Уж этой-то администрации — определенно.

— Следующая будет еще хуже. Бен, ты недооцениваешь Джо Дугласа.

— Он дешевый политикан с соответствующей моралью!

— Да. И невежда до шестого знака после запятой. Но он все же прекрасный и добросовестный правитель… лучший, чем мы заслуживаем. Мне доставило удовольствие сыграть с ним в покер — он не жмется и платит с улыбкой. Он довольно сносный и миляга.

— Джубал, будь я проклят, если понимаю вас. Вы говорили, будто были совершенно уверены в том, что Дуглас убил меня… и он был недалек от этого! Вы здорово блефанули, спасая меня, и один бог знает, как я вам признателен! Но не думаете же вы, что я забуду, что за всем этим стоял Дуглас! Нет совершенно никакой его заслуги в том, что я жив. Он предпочел бы, чтобы я сдох.

— Согласен. Но ты все же забудь об этом.

— Будь я проклят, если забуду!

— И будешь дураком. Ты ничего никому не докажешь. А я не буду обращать внимания на твои призывы и не позволю взвалить эту ношу на себя. Я сделал это вовсе не для тебя .

— А для кого же?

— Для маленькой девушки, которая собиралась уйти отсюда, хотя на ней висело обвинение в похищении, уйти и, быть может, убить себя. Я сделал это потому, что она была моей гостьей, а я находился в добром расположении духа. Я сделал это потому, что она была воплощением воли и отваги, но по глупости бросила вызов старой сове. Но ты, циничный, погрязший во грехе паршивец, все знаешь о старых совах. Если твоя беззаботность толкнула тебя в когти одной из них, кто я такой, чтобы вмешиваться в твою карму?

— М-м… О'кей, Джубал, черт вас раздери… за то, что суетесь в мою карму. Если она есть у меня.

— Спорное заявление. Фаталисты и люди со свободной волей расплачиваются в четвертой четверти, как я слыхал недавно. Так или иначе, я не желаю тревожить человека, сидящего в сточной канаве. Творить добро — все равно что лечить гемофилию: единственная помощь таким больным — дать истечь кровью… пока они не наплодили новых гемофилов.

— Их можно стерилизовать.

— Хочешь, чтобы я разыгрывал бога? Однако мы отвлеклись от темы нашего разговора. Дуглас не прилагал особых усилий к тому, чтобы тебя убили.

— Кто это говорит?

— Говорит непогрешимый Джубал Харшоу, вещая из центра своего пупка. Если шериф забивает до смерти своего заключенного, можно побиться о заклад, что окружные комиссары не допустили бы этого, знай они заранее. В худшем случае они закроют на это глаза — потом, — чтобы не расстраивать чьих-то планов. Убийство никогда не было политикой в нашей стране.

— Я своими глазами видел чертову уйму убитых.