Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране [= Чужой в чужой земле, Пришелец в земле чужой, Чужак в стране чужой, Чужак в чужом краю, Чужой в стране чужих]

— Элли, вы что-то знаете. Скажите дядюшке Эду.

— Это звезды советуют мне, Эд.

Эд счел этот ответ абсолютно абсурдным с точки зрения астрономии.

— Хорошо, не хотите — как хотите. М-м… У меня никогда не хватало здравого смысла отказаться от этой игры. Хотите, чтобы я начал большую игру на повышение?

— Вовсе нет, Эд. Просто делайте то, что я вам сказала, потихоньку, не привлекая внимания. Сложилась очень деликатная ситуация: Сатурн находится в равновесии между Львом и Девой.

— Как скажете, Элли.

Миссис Дуглас окунулась в хлопоты, счастливая от того, что Элли подтвердила ее соображения. Она отдала приказ о начале кампании дискредитации исчезнувшего Берквиста, послала за его досье; она вызвала Твитчела — командира Отделения Специальной Службы; после этого разговора он имел весьма несчастный вид, а для его подчиненных наступили тяжелые времена. Она велела Стэнфорту организовать новую передачу о Человеке с Марса, сопроводив ее слухами «из источников, близких к администрации», что Смит то ли собирается, то ли уже отправился в санаторий высоко в Андах, чтобы пожить в климате, похожем на марсианский. Потом она задумалась над тем, как бы нейтрализовать Пакистан.

В конце концов, она позвонила мужу и велела ему поддерживать претензии Пакистана на львиную долю кашмирского тория. Поскольку он хотел того же самого, его не пришлось долго уговаривать, хотя его несколько ошеломило утверждение, будто он когда-то был против. Когда и это было улажено, единственное, что ей оставалось сделать, это написать речь на тему «Материнство в Новом Свете» для Дочерей Второй Революции.

Пока миссис Дуглас распространялась на тему, в которой ровным счетом ничего не смыслила, Джубал Э.Харшоу, бакалавр права, доктор медицинских наук, доктор естественных наук, бонвиван, гурман, сибарит, чрезвычайно популярный писатель и философ-неопессимист сидел у себя дома в Покопосе, около бассейна, почесывая седую поросль на груди и поглядывая на трех своих секретарш, плещущихся в воде. Все три были восхитительно прекрасны, все три были великолепными секретаршами. С точки зрения Харшоу принцип наименьшего действия требовал объединения профессиональных качеств с внешними данными.

Энн была блондинкой, Мириам — рыжей, а Доркас — брюнеткой; их комплекция представляла последовательный ряд от приятной полноты до стройной изящности соответственно. Им всем уже давно перевалило за пятнадцать лет, но невозможно было сказать, которая из них старше.

Харшоу работал. Большая его часть разглядывала хорошеньких девушек, вытворяющих разные штучки с солнцем и водой, меньшая, закрытая глухими ставнями, творила. Он всюду провозглашал, что его метод работы состоит в том, чтобы запараллелить гонады со спинным мозгом и отключить головной; его привычки придавали правдоподобие этой теории.

Микрофон на столе был подключен к диктописцу, но Харшоу пользовался им исключительно для заметок. Когда он был готов писать, он звал стенографистку и наблюдал за ее реакцией. Сейчас он был готов.

— Ко мне!! – рявкнул он.

— Очередь Энн, — ответила Доркас. — Я позову ее. Вон те круги на воде — это Энн.

— Давай, ныряй за ней. — Брюнетка ушла под воду. Несколько секунд спустя Энн выбралась из бассейна, набросила халатик и села за стол. Она ничего не сказала и не сделала никаких приготовлений: у нее была абсолютная память.

Харшоу взял ведерко со льдом, в котором стояла бутылка бренди, и как следует приложился.

— Энн, у меня готов душещипательный рассказ. О котенке, который забрел в сочельник в церковь погреться. Кроме того, что он был голодным, замерзшим и одиноким, у него, бог знает почему, была поранена лапка. Хорошо. Начали: «Снег валил не переставая с самого…»

— Под каким псевдонимом?

— М-м… пусть будет Молли Уодсворт. Достаточно сентиментален. Заглавие такое: «ДРУГИЕ ЯСЛИ» [9] Здесь в смысле «кормушка». . Начали. — Он диктовал, а сам время от времени поглядывал на ее лицо. Когда из ее закрытых глаз закапали слезы, он слегка улыбнулся и закрыл свои. К тому времени, как он закончил, слезы текли в три ручья у обоих, оба омылись слащавым умилением.

— Тридцать, — объявил он. — Вытри нос. Отошли его поскорее и постарайся, чтобы он никогда не попадался мне на глаза.

— Джубал, тебе никогда не бывает стыдно?

— Никогда.

— Однажды я не утерплю и садану тебя ногой в живот.

— Учту. А сейчас лучше прикрой своя ляжки и позаботься о рассказе, пока я не передумал.