Олег Таругин - Сны разума

Несколько секунд царило молчание. Молчал контрразведчик, молчали его подчиненные, и уж, конечно, молчали десантники. Затем Анатолий Петрович нехотя сообщил:

– ОНИ поняли, что человеческий разум неподвластен их технологиям. И решили заполучить для изучения образец – хоть бы и с помощью тех же временных каналов, о которых ты недавно говорил. Решили, да не смогли: люди успевали перебить друг друга раньше, а мертвые тела их, видимо, не интересовали. И тут появились мы, – он обвел взглядом всех – и нас, и десантников. – С глушилками над головой или поставленной с борта корабля техноблокадой. Живые. Способные мыслить. Не сошедшие с ума и не перестрелявшие один другого. И вот мы здесь…

– …в жопе, – на удивление точно попав в тон, делано-равнодушным голосом докончил Гвоздев, глядя в противоположную сторону. – В большой, жирной, давно не мытой з-з-заднице…

– Заткнись, Гвоздь, – не сговариваясь, в унисон рявкнули сержант с полковником. И столь же одновременно рассмеялись.

– Верно, Петрович. Именно это я и предположил. Мы в ИХ мире. Точнее – в их собственном пространстве или континууме. Ну а чтобы мы не склеили ласты раньше времени, нам созданы наиболее подходящие условия. Привычная сила тяготения, парциальное давление и содержание кислорода, влажность и все такое прочее. Вот, собственно, и все…

– Погодите, – не выдержал Баков, – я согласен: все то, что мы прочитали, полностью убеждает, что вы не врете и мы на самом деле провалились в далекое прошлое. Ну а вы, соответственно, встретились с людьми из не менее далекого будущего. Но вот остальное… кто такие эти самые «они»? Ушедшие? При чем тут человеческий разум, какие-то глушилки и наша техноблокада? Что вообще происходит?! Господин полковник, наверное, мы тоже имеем право знать?

– Имеете, – серьезно кивнул контрразведчик, – очень даже имеете. Виталий Игоревич, я знаю, как тебе не хочется этого делать, но я прошу – расскажи им, ладно? Очень тебя прошу…

Тяжело вздохнув – как известно, бывают предложения, от которых невозможно отказаться («Вы водку-с будете?» – «Ах, оставьте-с…»), – я уселся поудобнее и принялся рассказывать. Майор со своими спецназовцами тоже подобрался поближе, с интересом слушая незнакомый им рассказ. Как и Коля с малость ожившей Мариной, для которых многое из случившегося до сих пор оставалось тайной.

Анатолий Петрович же, наоборот, перехватив поудобнее автомат, отсел в сторонку, настороженно вертя головой, аки заправский вертухай на вышке в ненастную «беговую» ночь. Ну прям живая иллюстрация к одной старой песне: «И на вышке маячит ненавистный чекист». Будто мог, случись что, этому самому «чему-то» всерьез воспрепятствовать! Глупо, конечно: по моему скромному разумению, с которым в последнее время стали вдруг все чаще и чаще считаться (сбылась мечта идиота, блин!), мы с нашим неведомым противником находились в несколько разных весовых категориях.

В совершенно разных весовых категориях!..

Лес. Весенний или летний, пронизанный процеженными сквозь лиственное сито золотистыми солнечными лучами лес. Устеленный перепревшей за зиму листвой, плавно взбирающийся вверх склон. Здоровенный гнилой выворотень в нескольких метрах поодаль. Заросли густого колючего кустарника, огромный замшелый валун со сколотым боком в стороне, звенящая, но готовая взорваться многократно повторяющимся эхом, гулкая тишина.

Алый, чуть размазанный с одного бока кругляш туристического маркера на стволе высокого бука, корявые цифры «38» под ним.

Южный берег Крыма, тропа «Тридцать семь – тридцать восемь». Впереди – сорокоградусный кулуар, пещера Данильча-Коба с ледяной водой и сталактитами под сводом и, финал ходового дня, стоянка «Барская Поляна» почти на самой вершине горы Седам-Кая. По крайней мере, очень похоже, процентов девяносто, что я угадал. Да и номер маршрута совпадает…

Стоп! – возопило возмущенное сознание. Какой лес, какой Крым, какие горы и пещеры со сталактитами?! Где комната, где только что внимавшие моему рассказу люди – майорские спецназовцы, Марина, космодесантники, Анатолий Петрович, наконец? Почему я вообще об этом думаю? Ведь здесь нет, не должно быть , никаких шаров-передатчиков, чье излучение я столь лихо ухитрялся ловить раньше! Так откуда все это?!

Протянув руку, я осторожно коснулся ветви ближайшего куста и сжал кулак, позволяя острым шипам вонзиться в ладонь. Боль, короткая резкая боль. И крохотная капелька крови, выступившая на коже там, где колючки вонзились наиболее глубоко.