Карина Шаинян: Малина

– Какие к черту духи? – спрашиваю я. В животе холодно, натянутая резинка режет ноги.

– Ну… – Дианка оглядывается и продолжает шепотом, – души… умерших…

Юлька вертит пальцем у виска и спотыкается.

– Мне бабушка говорила, – оправдывается Дианка.

– Твоя очередь, – Юлька влезает в резинку и убирает влажные волосы со лба, – а эта бабка просто чокнутая. И дядя Амерхан – алкаш.

– Юлька, ты кем будешь, когда вырастешь? – зачем-то спрашиваю я.

– Филологом, – гордо отвечает Ворона. Я молчу, делаю вид, что поняла.

– А я знаю, – говорит Дианка, – это всякие иностранные языки учить.

– Вроде того, – лениво отвечает Юлька, – ты прыгай, прыгай.

Дианка прыгает. Толстая черно-рыжая коса хлопает по спине.

Заело. Заело перемещатель, точно. Который раз в ту же историю попадаю, надоело, ухо уже болит из-за этого алкаша. Надо на улицу сходить.

У подъезда мусорная куча, от нее тянет сладковато-прохладным, химическим. Холодный ветер гоняет обрывки газет. Раз уж вышла – посмотреть, что пишут… Давно все ясно, было Пришествие, появились Хозяева, ну и черт с ними. А эти все пишут и пишут, непонятно, где время берут, перемещателей им не выдали, что ли? «Лингвист Юлия Вороненко пытается расшифровать язык Хозяев». Знакомое имя… Охота ей возиться, кому он нужен, этот язык, если Хозяева наш знают…

Пробираюсь по темной улице. Ну и грязищу развели, по колено, и холодно… Сумасшедший в канаве ворочается… Бросаю газету. Неохота никуда идти, где же Хозяева?

Из переулка вылетает пластиковая бело-голубая птица. Ну наконец-то… Хозяин зависает передо мной, из ящичка на груди металлически чирикает:

– Еды? Одежды?

– У меня перемещатель заело, – на всякий случай заискивающе улыбаюсь. Хозяин кивает, вцепляется лапами в волосы, голову пронзает короткая боль.

– Может быть, еды? Одеяло? Что-нибудь выпить?

– Нет, спасибо, – я отворачиваюсь от навязчивой птицы.

– Мммне выпить, – раздается из канавы.

– Всего хорошего, – чирикает Хозяин и зависает рядом с пьяницей. Доносится озадаченное посвистывание. Чем-то этот алкаш Хозяина смущает…

– Премещатель? – наконец неуверенно спрашивает птица, – вас снабдили перемещателем?

– Ммне не надо. Мне только выпить.

С легким хлопком в воздухе появляется бутылка и валится в канаву. Хозяин неловко поворачивается, задевает острой кромкой крыла мой свитер и улетает. С порванной нити сыплются малиновые бусины, подскакивают с сухим треском на щербатом асфальте. Сумасшедший падает на колени, бросив бутылку, подбирает бусины сухими темными пальцами.

– Мммалинаа, – мычит он, – мммаме… малина…

Я смотрю, как он подбирает обрывок газеты, сворачивает в кулек, запихивает в него бусины. Мне холодно в пластиковой хламиде, перемещатель уже починен, ну его к черту, этого алкаша, что я здесь делаю? Домой надо идти. Отступаю, но что-то в канаве привлекает внимание. Тяну клочок пушистой светлой ткани; сзади шумно дышит бродяга, дергает меня за рукав, о чем-то просит. Я отбрыкиваюсь, вытаскиваю из-под завалов мусора свою добычу и бегу домой.

На редкость удачный день. Перемещатель наконец-то починили, да еще и свитер нашла. Помнится, такие были в моде лет за пятьдесят до Пришествия, – пушистая шерсть и на груди вышивка бусинами и бисером. Хороший свитер, теплый. Грязноват, но не беда, постираю. Да и кто нынче на это смотрит? Зато вышивка почти сохранилась. Сейчас переоденусь и включу перемещатель. Жесткая ткань хламидки задевает издерганное ухо, и я морщусь. Ну ничего, главное, перемещатель теперь не заедает.