Карина Шаинян: Овсянка

– Помогите лошадкам на корм, – сказала она. – Мы вас покатаем.

Антон остановился и с вымученной улыбкой покачал головой. Девочка подошла ближе, и Антон понял, что она старше, чем казалось: лет семнадцать, может, даже чуть больше. Под безмятежной и глуповатой маской девичьего личика чудились глухая обида на весь мир, груз какого-то гадкого и в то же время обыденного опыта, готовность обороняться. Антон тут же отказался от идеи напрямую спросить о Конане. Стоит задать вопрос – и девочка откажется признавать даже то, что Конан катался здесь неделю назад. Скажет – не помню, не знаю, не было ничего. На всякий случай скажет. Чтоб не связываться.

– Как тебя зовут? – спросил Антон.

– Даша, – ответила девочка и поправила челку.

– А я Антон, – сказал Антон и замолчал, не представляя, как и о чем говорить с ней дальше. Даша тоже молчала, двигая челюстями и оценивающе разглядывая Антона. Он неловко ткнул коня пальцем; шерсть под рукой была теплая и влажная. «Как подмышка», – мельком подумал Антон, и его передернуло. Девочка хихикнула.

– Чем ты кормишь своих лошадок, Даша? – промямлил Антон первое, что пришло в голову.

Глаза у девочки снова сделались как у куклы, и Антону сразу стало легче. Даша захлопала ресницами так, что с них посыпались комочки туши.

– Овсом… Кашей из отрубей… Сеном. Морковку даем, – старательно перечисляла Даша. Антон слушал и вдумчиво кивал, чувствуя себя идиотом.

Еще большим идиотом он почувствовал себя, когда вдруг, неожиданно для самого себя, пригласил Дашу выпить кофе.

– А ты прикольный, – сказала она и передвинула жвачку за другую щеку. – Лучше пива.

– Да ваааали отсюда! – взвизгнула на кухне Дашка, и Антон проснулся окончательно.

На кухне неразборчиво бубнили голоса. Бас, густой, как из бочки, просил о чем-то. Дашка злилась: агрессивно растягивала гласные, напирала на «а», и ее тонкий голосок звучал почти карикатурно. Дашка была возмущена и в тоже время чем-то довольна – Антон, проигравший ей множество словесных битв, понял, что она опять выходит победительницей. Вот только над кем? Сказано же было – никаких гостей, даже подружек, никогда, ни под каким видом… Не говоря уже о басовитых мужчинах – в три часа ночи, когда Антон спит, измотанный очередной вечерней сценой и последовавшим за ней бурным примирением…

Антон свернулся в клубок и зарычал от бешенства и стыда. Докатился. Малолетняя дрянь устраивает пэтэушные разборки на его кухне… Антон сел на кровати и протер глаза. Вроде какой-то прыщавый подросток болтался последнюю неделю у подъезда. Кажется, Антон один раз даже видел, как Дашка с ним разговаривала – презрительно, через губу, но она всегда так разговаривает… Мужчина продолжал гудеть. Антон уловил слово «отдай».

– Да чего тебе нааада? – опять выкрикнула Дашка. – Нет у меня, в яму ушло! – мужчина повысил голос, в его словах слышалась мольба и угроза, и тут Дашка завопила: – Да отстань, достал уже! Понаехали тут!

Антон всхрюкнул, давя позыв загоготать, и снова прислушался. Голос казался смутно знакомым. Антон снова потер лицо. Тут он сообразил, что у давешнего поклонника был хриплый тенорок, и говорил он отрывисто – от недостатка слов, видимо. На кухне торчал кто-то другой; пожалуй, и не подросток, не Дашкин ровесник, кто-то постарше и посерьезней… Наверное, тот, к кому Дашка была благосклонней – раз уж пригласила без спросу к Антону в дом.

Срам какой, думал Антон, влезая в штаны. Тут ему пришло в голову, что, возможно, придется драться. Драться не хотелось. Хотелось взять Дашку за ухо и выставить за дверь. Антон тихо встал, открыл шкаф, где под грудой футболок прятался увесистый сверток, обернутый заявлением о добровольной сдаче, – с подписью, но без даты. На секунду представил себя – в растянутых домашних штанах и со стволом наперевес – крадущимся на кухню, и скривился от отвращения. Схватив футболку, Антон кое-как натянул ее на себя и беззвучно вышел из комнаты.

Холодильник был открыт, и электрический свет полоскался на крепких и белых Дашкиных грудях, мерцал в нежном пушке вдоль позвоночника, разливался по беззащитному животу. Антон задохнулся от гнева и изо всех сил ударил по выключателю – раскрытой ладонью, как пощечину. Дашка, в одних трусиках с сердечками на попе, стояла, потирая босой ступней одной ноги о голень другой. Дашка поедала молочный шоколад – ополовиненная плитка приторной гадости таяла в руке. В уголке рта скопилась коричневая слюнка.