Когда он подошел к аппарату и открыл его, профессор Аруниан на экране укоризненно погрозил ему пальцем:
— Товарищ Прекуп, так и знайте, — мы беспокоились. Думали, что связь опять прервалась. Передаю вам ответ на ваш запрос от Ленинградского строительного института, отдела внеземного строительства, относительно прохождения Коперника сквозь рой метеоритов…
Фобос
«Чайка» находилась на пути к Марсу.
В эту экспедицию отправились Матей Бутару, Скарлат, Добре. Анна Григораш и Чернат. Прекуп остался на астероиде с Динкэ и женщиной-врачом.
Путешествие проходило в отличных условиях, и ракета прошла уже значительную часть пути.
— Мы приближаемся ко второму сателлиту Марса — Фобосу, — объявил Чернат, который пилотировал корабль.
— Что за глупая идея окрестить обоих сателлитов Марса «Фобос» и «Деймос», т. е. Страх и Ужас, — заметил профессор Добре. — Значит, решено? Мы остановимся несколько часов на Фобосе.
Матей был поглощен в какие-то вычисления и ответил ему лишь немного спустя.
— Хорошо, так и сделаем! Я знаю, что вам не терпится сделать несколько снимков или даже уложить в ваш мешок несколько экземпляров флоры и фауны Марса. Все же вам придется подождать. Мы пробудем на сателлите ровно 7 часов 30 минут, период, в который он совершает полный обход вокруг Марса, что позволит нам заснять отличную сферофотограмму, с расстояния, меньше чем 11 000 километров. Нельзя терять такой, единственной в своем роде, оказии.
— Жаль, — вздохнул огорченный профессор, подходя к боковому иллюминатору «Чайки».
Прямо перед ним виднелся гигантский шар планеты Марс, а напротив — гораздо меньший — Фобоса.
Это зрелище производило глубокое впечатление живописным сочетанием самых разнообразных оттенков. На обоих полюсах планета имела «белые шапочки», из льда и снегов, которые сверкали алмазными переливами, несмотря на заволакивающий их туман. Южная «шапочка» распространялась почти на пятую часть всего нижнего полушария, а та, что прикрывала северный полюс, была намного меньше. Это происходило от того, что в северной половине Марса только что начиналось лето, тогда как в южной уже стояла зима.
От ледяного покрова Северного полюса расходилось множество темных, голубоватых линий, которые ветвились на десятки рукавов. Местами эти линии сходились и образовывались большие, темные пятна, от которых снова отходила целая сеть других ответвлений, доходивших почти до самого экватора планеты. Внимательно вглядываясь в эти линии, ширина которых могла достигать километров 100–300, биолог констатировал, что они состоят из бесчисленных темных точек, соединенных между собой синими нитевидными линиями, и похожих на нанизанные на нитку бусы.
Добре услышал, как Матей что-то спросил Скарлата. До него донеслись лишь последние слова:
— …во сколько вы определите среднюю продолжительность течения по главным водным путям?
— Я точно определил: 3,518 километра в час. Процесс таяния северной «шапочки» начался несколько месяцев тому назад. С тех пор снеговая вода стекает и орошает ближайшие к водным путям зоны. В южном полушарии, — продолжал Скарлат, — дело обстоит иначе. Там большая часть влаги испарилась. В экваториальной зоне совершенно не наблюдается водных путей, а ниже, к южному полюсу, едва намечаются бледные следы, которые совершенно исчезнут через несколько недель. Долины вокруг них, еще несколько месяцев тому назад синевато-зеленые, приняли кофейный оттенок за исключением некоторых голубых пятен. Там начинается зима.
Профессор Добре больше не слушал. Он всем своим существом погрузился в созерцание планеты, которую он так долго мечтал увидеть вблизи.
Белизна полярных шапочек и синева долин занимали менее четверти всей поверхности. Все остальное пространство было занято бесконечными пустынными областями, окрашенными в кирпичный цвет.
«Вот откуда происходит кровавый оттенок планеты», — подумал профессор, вспомнив, что эта особенность послужила для римлян поводом к тому, чтобы окрестить это светило именем жадного до крови бога войны.
Каждый из трех основных тонов планеты состоял из множества оттенков. Белизна переходила от блестящего серебристого до молочно-серого оттенка, синева начиналась с зеленовато-голубых тонов и доходила до темно-фиолетового или индиго, красные оттенки сменялись желтыми, оранжевыми и розовыми.
Сквозь серебристый покров марсианской атмосферы, которая казалась более сгущенной к краям диска, виднелись, играя, как драгоценные камни, сотни каких-то сверкающих точек.
Читать дальше