Райдо Витич - Зелёный патруль

— Не смей кричать на сестру, которая с тобой слабаком в дерьме купалась, в частности, и на женщину, в принципе. Услышу еще раз — язык откушу.

— Э, Чиж, хорош, у нас так не принято, — качнул головой Сван.

— Жаль, — выпустил тот Акима. — А у нас еще и темную устроить за подобную истерику могут, и бабой до конца срока службы называть станут. Не отмоешься, — со значением посмотрел на Шаловича. Тот волосами тряхнул из шкафа выбравшись: что с ним, сам понять не мог.

— Ладно, вы здесь повспоминайте каждый свое, претензии списком напишите, можете подраться, если мало было, а я в душ, — поднялась Стася. Брюки, куртку стянула, полотенце взяла и пошлепала босыми ногами прочь. Николай как увидел ее фигурку только в трусиках и майке, так будто утром, когда переодевалась не заметил, обалдел. Его развернуло даже. Уставился, талию, бедра, ножки взглядом оглаживая. В груди жарко стало, в голове зашумело — хороша-то!

Женщина за дверью душевой скрылась, а в лицо Николая полотенце Свана полетело:

— Слюнки утри, — усмехнулся и пошел в медчасть.

До вечера Чиж бродил по центру. Не складывалось у него, вопросы мучили, сомнения, непонимание. К мальчикам заглянул, к Яну и не сдержал себя, пошел к Стасе.

— Почему не отдыхаешь? — спросила она, заметив угрюмость в лице и взгляде мужчины. Он послонялся по комнате, сел, на женщину пытливо уставился — та не получив ответа на свой вопрос, повторять не стала — уткнулась снова в файлы, лежала и читала. Хватило ей истерики Акима и меньше всего хотелось от Чижа тот же импульс получить. Показалось той — с претензиями он пришел. А вроде крепкие парни. Жалко было их и остальных членов группы, что вот с такими нервными теперь рисковать начнут, без уверенности в плече товарища на «зеленку» в ту сторону встанут.

— Стася? — позвал несмело Чиж.

Женщина хмуро покосилась на него.

— Я спросить хочу: зачем все это?

Русанова задумалась, отложила файл и села: другое дело. Тут не истерикой, а жаждой понимания пахло. Это все меняло, это понятно было и близко. Важно. По себе знала.

— Сам, как думаешь?

— Не знаю, — голову свесил, покачал. — Ну, мы… ладно. Но зачем детей туда, ты зачем?…

— Зачем? Зачем… Затем, чтобы ребенок не догмами питался и не чужим мнением, а с малых лет свое имел, чтобы понимал, как оно жить вот так, как жили те же ацтеки, как жили в средние века. Чтобы не голословным, а подтвержденным были для него достижения цивилизации, чтобы он ценить научился каждый день свой, окружающих, небо над головой. Чтобы мышление ребенка базировалось не на давлении мнения взрослых, а на собственном видении мира.

— И, получается? — недоверчиво уставился ей в глаза Николай.

— Да. Эти мальчики теперь не понаслышке знают, что такое военное дело, как это когда живут в таких условиях, под давлением, гнетом социума, плановости. Как это бить и убивать. Им не понравилось, они не станут бить, не захотят убивать. Они запомнят урок на всю жизнь и будут ценить данное им, свою жизнь, чужую. У нас давным-давно нет преступности. Нет, случаются такие вещи, как с этими детьми — не намеренная халатность, или отдельные личности думают о себе больше, чем они есть, устраивают эксцессы. Но они не так часты, как было у вас. Войн у нас нет, денег нет, делить нечего, делиться не с кем.

— А что есть?

— Единая земная цивилизация. Сообщество равноправных граждан.

— Миф. Чушь.

— Относительная равноправность. Понятно, рядовой не может то, что полковник, но перед законом равен и тот и другой, и закон морально-этического норматива чтится выше юридического. Конечно, наше общество не совершенно, но совершенства в принципе не бывает. Но у нас не убивают за баррель нефти или кусок медной проволоки. Именно потому, что дети со школы прикасаются к тому, что было и могут сравнить с тем, что есть. Они кстати, подрастая, помогают увидеть недоработки, исправляют их.

— Все равно… Ты не видела глаза мальчишек — в них же… Я видел такие не раз, думал хоть здесь этого не встречу.

Стася отвернулась.

— А ты? Тебе это зачем? Поставили, сама попросилась? Рисковать нравится? Крутую из себя изображать?

— Ничего «крутого» в патрулировании нет. Мне нравиться выполнять свой долг и быть полезной — все. Нравиться не рассуждать, а делать и видеть результат. Рисковать? Разве такой риск позорен или неоправдан? Сегодня мы вытащили трех детей…

— И убили минимум сорок индейцев.

— Ты невнимателен. Мы снимали их, но не убивали. Из сорока предъявленных тобой убито от силы пять, остальные легко ранены.