Райдо Витич - Испытание на зрелость

Я чуть не зевнул. Никак не могу привыкнуть к смене режима. Бодрствование днем меня убивало, все время хотелось в спячку, уютно устроившись, где-нибудь уж не на земле, так хоть на полу. Но люди спали на постелях, мягких и тем разнеживающих, усыпляющих разум, но не дающих отдыха. Многие так и не просыпались после — ходили сонными, разбитыми, но удивительное дело, не стремились стряхнуть оцепенение, уничтожить его причину и следствие, а вновь забирались в нее — в постель.

Странные они.

Взять хоть этих двух, что сидят напротив: одна думает — какой симпатичный. Интересно, у него есть подружка?

А другой: как бы его погулять послать? Хоть минут на тридцать, чтобы не помешал мне с Юлей.

Но при этом говорят:

— Как в академии?

— Наверняка ничего не изменилось.

Первое время я путался, не зная, что истинно, что ложно — мысли или слова, слова или мысли? Они диссонировали меж собой ни у одного и не у двух, и это было на постоянной основе, что раздражало само по себе. Мне даже пришлось как-то укусить одного курсанта, чтобы понять через его кровь, что же все-таки соответствует их «я», что ближе и правдивее: слово или мысль? И понял, что фальшиво и то и то. Они настолько закомплексованы, законсервированы в границах разума, что и воображение не считают холстом для воплощения нарисованной дверце в реальность. Хотя в нашей группе был художник и рисовал то, что приходило в голову, но даже эта наглядность не сподвигла его к переменам в мышлении и своей жизни.

Впрочем, все это совершенно меня бы не касалось, если бы не эйша, а она, как известно, у каждого своя. Может быть в этом смысл? Тот же мой друг Эслох прошел эйшу у бутусванов и вернулся вооруженный их знаниями, посмотришь, послушаешь, и не отличишь — бутусван. Но не дай святая Ночь мне стать человеком. Хотя как раз это нереально. Волей неволей мне приходится впитывать в себя их манеры, суждения, понимать и принимать традиции, поведение, мыслеобразы, словечки перенимать. Смысл многих мне не понятен, как до сих пор непонятно очень многое. Но меня беспокоило другое — во имя чего моя эйша должна проходить в среде человеческой? Почему мой внутренний куратор выбрал именно их?

Не знаю, смогу ли я когда-нибудь отгадать эту загадку?

— Прогуляюсь, — сообщил я к радости Олега, и вышел из комнаты к огорчению Юли.

Взять хотя бы эту ситуацию: неужели ей неясно, что мужчина хочет от нее? Уверен — понимает, но ничего не хочет, но все равно будет, как скажет Олег. Нет, здесь все понятно — мужчина должен солировать в паре, но не забывать, что дуэт звучит крепче и красивее. Другое поражает — если она не хочет того, что желает ее мужчина — зачем пришла? Почему не ушла со мной? Глупость ли это, отсутствие уважения к себе, комплексы, не умение простроить причинно- следственные связи, не желание понять себя?

— Привет, — бросил мне мужчина у подъемника, забитого страховочными комплектами. Я просто подошел и помог ему сгрузить их на фаракт, сообразив, что от меня надо. Вместе и потолкали платформу к дверям в ангар.

— Меня Семен зовут.

— Кай.

— Да? — покосился. — Лицо и, правда, замороженное, но, в общем, реакция отменная.

Он проворчал, но явно отвесил комплимент.

— Не понял что к чему, — признался я.

— Кай — герой сказки. Мальчик с замороженным сердцем. Не читал разве?

Я даже остановился: в паре фраз этот новый знакомец открыл цель моей эйши.

"Замороженные". С точки зрения человека, Оша наверное именно так можно охарактеризовать. А вот люди наоборот — кипят страстями, пусть и более инстинктивными, но очень ярко окрашенными эмоциями.

Я вцепился в край фаракта, помогая толкать:

— Не читал. Расскажи если не трудно.

Семен фыркнул, с насмешкой глянув на меня.

— Ты откуда свалился, дитя?

— Из академии.

— А до?

— Амир.

— Понятно. Купол сквозит, атмосфера Амира паршиво сказывается на растущем организме. Но имя в точку дали. Кай, — хохотнул. — А Снежные королевы у вас там есть?

— Много, — заверил на всякий случай, понятия не имея, о ком он.

— Верю, — хохотнул. — Зайди в виртбиблиотеку, раздел: детская литература. Почитай, а то рассказчик из меня отвратительный.

— Попытайся.

— Ох, ты! Ладно. Одной козе — между нами явно педофилка — понравился один мальчик. А тот уже при подружке был. Шуры-муры у них вовсю, все дела. Но что тот, что другое — нищета. А эта коза, Снежная королева, богатенькая была, ну и взяла пацана на наживку крутого снегохода. В общем, пообщался он с ней и получил льдинку в глаз и в сердце, и умчала она его прямо на этом снегоходе к себе, фигней заниматься. Ну, подружка не стерпела, пошла его искать. Долго искала, чудиков всяких встречала, но, наконец, нашла в ледяном дворце. А парню уже на фиг не нужна — ничего его не трогает, сердце не болит. Не помнит он нее ее, ни дома, вообще отморожен наглухо. Послал ее, мол, мало ты страшная, еще и дура нищая. Она в слезы и растопила его сердце.