Василий Шахов - Тень Уробороса. Эпоха лицедеев

— Итак?..

— Они отбыли, Владыко, — ответил Агриппа.

— Хорошо. Надеюсь, этот беспрецедентный шаг себя оправдает. Знаю, магистр, знаю. В душе вы изумляетесь, как я согласился на такое. Давайте поговорим как равные. Мы ведь с вами почти ровесники. Мастера посоха! — Эндомион улыбнулся, и эта улыбка получилась почти дружеской. — Политическая ситуация такова, что нам могут понадобиться свои люди во Внешнем Круге. Лишние глаза и уши еще никому не повредили…

— Но я не инструктировал Зила на этот счет…

— И не надо, магистр! Не надо! Зачем?! Он мальчишка умный, сам сделает все, что необходимо.

— Если мы говорим начистоту, Владыко, то ответьте мне на один вопрос. Это умрет вместе со мной. Ответьте, действительно ли вы уступили Зила Антаресу в результате какого-то шантажа?

Эндомион рассмеялся, но глаза его продолжали сверлить магистра:

— Как вам это в голову пришло, Агриппа? Чем он мог шантажировать нас? Фауст не подчиняется никому, ни от кого не зависит и не обязан отчитываться перед Сообществом ни в чем. Вы знаете это не хуже меня.

Агриппа не стал поднимать вопрос о том, какими методами отвоевали предшественники Эндомиона эту пресловутую независимость. Он и сам туманно представлял себе предмет разговора.

— Я не сказал Антаресу о том, что Элинор — прямой потомок Кристиана Харриса…

— И правильно сделали, магистр. Этого во Внешнем Круге знать не нужно. Более того: задача Антареса — убедить всех, что юнец является «синтом». Иначе действия посла будут считаться преступлением по нескольким статьям их Конвенции.

Магистр промолчал. Иерарх прекрасно знал ситуацию с Элинором. Через тысячу лет создать точную копию основателя было делом почти невыполнимым. Беречь материал столь долгий срок было не под силу даже Хранителям…

Зил родился в результате многих сотен экспериментов. И результат был отличным. Генетически мальчик являлся самим Александром-Кристианом Харрисом. Да, да, можно сказать и так. Впоследствии ему был уготован пост главы Епархии, ибо политическая обстановка в Галактическом Содружестве за последние полвека стала весьма неблагоприятной. Фауст нуждался во втором Харрисе. Человек, однажды сумевший вопреки всему переломить устои, причем сделать последствия перелома благими, способен повторить то же самое и сейчас. Можно было, конечно, сидеть и ждать, когда природе самой заблагорассудится подарить фаустянам столь же харизматическую личность, как тот землянин, переживший последнюю мировую войну. Но Епархия предпочла немедленные действия. Если Всевышний позволил людям освоить способ копирования себе подобных, значит, так тому и быть.

Да, Элинор воспитывался в качестве простого монаха, вместе с такими же, как и он, мальчишками. Правда, в лучшем из монастырей планеты, под наблюдением самого Агриппы. Но в будущем его ждало управление жизнью всего Фауста, а может, и более того…

Вот потому Агриппа безуспешно ломал голову над вопросом: зачем Эндомиону понадобилось рисковать Зилом? Заподозрить светлейшего в низких помыслах магистр не мог и вырубал пагубные догадки на корню. Однако логика упорно подсказывала, что здесь не все чисто, и роль иерарха в отношениях с дипломатом Максимилианом Антаресом далеко не праведна.

— Вы сказали Антаресу, будто Зил — «синт»?

— Я ничего не говорил Антаресу, магистр. Он сам сделает так, как должно. Чему быть, того не миновать.

Зил никогда еще не чувствовал себя настолько одиноким.

На борту космического катера к нему подошло странное существо с черными зрачками во всю глазницу. Зил ощутил, что оно чем-то отличается от обычного человека, но чем — не понял. Создание в облегающей стан синей одежде сопроводило юношу внутрь.

Антарес встретил их в келье (потом Зил узнал, что на катерах эти помещения называются каютами).

— Здесь ты проведешь некоторое время. Если тебе будет что-то нужно, приложи палец вот к этому экрану. Тогда придет он, — посол указал все на то же невнятное существо в синем. — Если ты хочешь есть, тебе сейчас принесут.

Зил прекрасно чувствовал время. Он пропустил ужин в монастыре. По уставу, если послушник по какой-либо причине отсутствовал на трапезе, то он оставался голодным до следующего приема пищи. Но во Внешнем Круге это, кажется, не имело значения. А есть действительно хотелось.

— Если можно… — нерешительно согласился фаустянин. — И еще…

Зилу было неудобно сказать об этом чужому человеку. Но с младенчества он привык к чистоте, а после тренировки с Кваем ему не дали времени вымыться. Дождь нисколько не смыл ни землю, которой Зил вымазался во время боя, ни пот. Юноше было очень неприятно чувствовать себя грязным.