Василий Шахов - Тень Уробороса. Эпоха лицедеев

…Рано утром, еще до восхода Тау, фаустянин выбрался из дома и побрел к бассейну. Меньше всего он ожидал увидеть там Сэндэл, которая в задумчивости сидела на мраморном бортике и смотрела в воду.

— А, это ты… — она слегка покачала ногами, тревожа зеркальную поверхность водоема. — Садись…

Элинор присел рядом.

— Может, вы рано разбинтовали ногу? — спросил он.

— Эл, я уже устала просить тебя обращаться ко мне на «ты»… — безнадежно вздохнула Сэндэл.

— Я не могу.

Они помолчали.

— Тебе страшно, Эл?

Он не стал хитрить. Женщина участливо кивнула и снова отвернулась.

— Я думаю, все сложится хорошо, Эл. Я бы очень хотела, чтобы так и было.

— Госпожа Мерле… — надумав, заговорил юноша. — Скажите, пожалуйста, господин Антарес — мне ближний?

Сэндэл не сразу поняла, что он имеет в виду. И едва не сделала роковой шаг, подтвердив, что, мол, да — ближний, все люди — братья и сестры, совет да любовь и…

Лишь в последнюю секунду в мозгу что-то предупредительно звякнуло:

— Конечно, нет! С чего ты это взял?

Элинор внимательно посмотрел в ее глаза, сегодня — лазурно-голубые. Сэндэл осторожно подвинулась к нему.

— Почему ты спросил? — щекоча дыханием его губы, спросила она.

Зил прикрыл тяжелые, горящие от бессонницы веки, потянулся ей навстречу и почувствовал вкус ее мягких губ. Сэндэл повлекла его за собой, ложась на остывшие за ночь плиты. Аккуратно взяла руку юноши и прижала его ладонь к своей груди.

Он открыл глаза и отдернулся.

— Это правильно, так должно быть, — прошептала она, удерживая Элинора. — Поэтому ты вернешься оттуда, что бы ни случилось, слышишь? — снова поймала губами его губы, жарко и жадно впилась в них, будто в страхе отпустить, потерять этого человека.

Окружающий мир пропал для фаустянина, а потом куда-то в тартарары канули и страхи, и даже он сам. Элинор целовал Сэндэл неумело, но думая лишь о ней, растворяясь в ее вселенной, которую сейчас чувствовал так же, как прежде — себя. И где-то там, внизу, усилилось напряжение, невероятно приятное именно оттого, что сладость граничила с болью, готовой взорваться чем-то неизведанным. То самое напряжение, которое всю прошлую жизнь ему приходилось изгонять, угнетать, не замечать. Которого нужно было попросту избегать…

— Тише! — вдруг выдохнула Сэндэл, зажала ему рот ладонью, подскочила. — Кто-то идет!

Еще ничего не соображая, Элинор выпустил ее и, отклонившись, присел на пятки. Сэндэл поправила одежду, а затем, раздвинув кусты, выглянула на дорожку:

— Что тебе надо?

— Простите, госпожа Мерле, — послышался голос Мирабель, — это господин Антарес велел мне разыскать вас. Он хочет, чтобы вы пришли.

— Хорошо. Иди обратно.

Зил провел рукой по лицу. Господи Всевышний, он же только что едва не совершил тягчайший грех! Осквернить самое святое, самое божественное в этом мире — ее, потому как она принадлежит другому человеку. И вдобавок — этому человеку он, Зил Элинор, обязан подчиняться. Подчиняться и быть верным, честным — в соответствии со словом, которым он зарекся перед своим названным отцом, магистром Агриппой…

Это какое-то помрачение рассудка. Так нельзя. Это порочно…

— Извините меня… — хрипловатым, осекшимся голосом, стыдясь взглянуть в лицо Сэндэл, пробормотал фаустянин.

— Эл, подожди! Секундочку!

Он одним коротким и быстрым движением подскочил с коленей, чтобы в следующую минуту быть уже далеко оттуда. Еще никогда ему не было так плохо, еще никогда он не испытывал к себе такого отвращения.

Впервые за все это время он ослушался приказа Антареса и в одиночестве покинул пределы поместья. За ним неотступно следовала «муха», но юноше было уже наплевать на всех шпионов этого дома. Сбрасывая с себя одежду, Элинор со всех ног вбежал в холодные морские волны и второй раз в жизни поплыл, теперь уже — куда глаза глядят…

Но внутренний долг снова не позволил ему забыться до конца. Пропустив время завтрака, фаустянин явился в точности к назначенному времени отъезда в Орвилл. По счастью, Сэндэл догадалась, что ей сейчас лучше не провожать их с Антаресом. А возможно, у нее были свои дела, и она давно позабыла о том, что чуть было не произошло между нею и ее телохранителем этим утром. Не произошло ведь! И то ладно…

«Синты»-техработники облачили Зила в герметичный костюм с автономной системой воздухообеспечения и тщательно проверили исправность приборов. Элинору было тесновато, неудобно и до паники жутко. Он уже успел узнать, что это состояние в медицине называется термином «клаустрофобия». Добрая, чуть заикающаяся женщина — та самая, что предупредила его об опасности — угадала состояние юноши: