Борис Анатольевич появлялся редко (дела, знаете, деньги-то надо зарабатывать!), а появившись, говорил восторженные глупости, шарахался от ультрацентрифуги и, судя по всему, был чрезвычайно счастлив. Впрочем, распечатки отчётов он уносил с собой и, видимо, даже прочитывал, потому что однажды спросил Тимолева:
– Я правильно понял, что вы подошли к стадии клинических испытаний? Ну, это… к пересадке искусственно выращенных органов? У меня есть знакомые хирурги в одной из лучших клиник…
У Тимолева тоже были знакомые хирурги в лучших клиниках страны, но он не знал, как подступиться к ним с подобным предложением, а исполненный энтузиазма Борис Анатольевич снял эту проблему.
Одна из лучших клиник оказалась опрятным особнячком на окраине города со скромной вывеской «Котлонадзор» и скучающим охранником у входа. Командовал в «Котлонадзоре» Гарлов - блестящий хирург, прогремевший некогда операциями на печени и бесследно сгинувший лет восемь назад. Говорили, что он уехал в ЮАР, где ему будто бы предложили клинику.
– Рад видеть! - твердил Гарлов, сжимая руку Тимолеву стальными, хирурга изобличающими пальцами. - Значит вас тоже загнали в гетто? Этого следовало ожидать. А я ваших работ заждался, можно сказать, с томленьем упованья. Надоела рентгенотерапия хуже горькой редьки, с этой пушкой не знаешь, то ли лечишь, то ли калечишь. Опять же, проблема донорства… одно дело, когда пересаживаешь парный орган, а если печень или сердце? Это же практически из двух людей делаешь одного. По документам всё выходит гладко - несчастный случай, обычно автомобильная катастрофа. А кто может гарантировать, что реципиент, наскучив ожиданием, не помог потенциальному донору перейти в мир иной? Вот то-то и оно. А с клонированными органами всё чисто и никакой несовместимости. Хотя и здесь какой-нибудь правозащитник объявит, что не было получено согласия клонированного препарата на пересадку…
Подобно тому, как Тимолев начинал шипеть при слове «религия», Гарлов терял самообладание при всяком воспоминании о правозащитниках. В своё время группа не в меру ретивых идиотов добилась запрета на пересадку жизненно-важных органов, поскольку покойник, у которого эти органы берутся, разрешения на пересадку не давал. Именно тогда Гарлов и уехал в свою гипотетическую Южно-Африканскую республику. Эти же «правозащитники» вели атаку и на Тимолева, но тот почему-то относился к этому спокойно, понимая, что дураков хватает во всяком движении, а к настоящим правозащитникам подобные деятели не имеют никакого отношения. Так, с жиру бесятся.
После этой встречи на «биостанцию» начали наведываться сотрудники «котлонадзора», командированные для обмена опытом. Пришла пора практического использования научных работ. Первым пациентом был пожилой и полностью отчаявшийся ликвидатор, получивший дозу в Чернобыле и с тех пор кочующий из одной клиники в другую. Операция прошла гладко, никаких следов несовместимости обнаружить не удалось. Гарлов сказал, что лет пять нормальной жизни они мужику подарили. А хоть бы и не пять, а год или полгода… кто возьмётся измерять цену человеческой жизни?…
Всего за каких-то полгода (а кто-то твердит, что это мало!) были разработаны методы выращивания тканей, а затем и отдельных органов, пригодных для трансплантации. Одна за другой проведены несколько операций, о каких в официальной медицине могли только мечтать. В центре появились сотрудники, найденные не то Гарловым, не то самим Борисом Анатольевичем, эти старательные молодые люди по уже готовым методикам выращивали трансплантанты для будущих операций. В особнячке становилось тесновато, настоящая биостанция со своим зевающим завлабом теснилась теперь в одной комнате, две других уступив Тимолеву.
Борис Анатольевич появлялся нечасто, но всегда с деньгами и задушевными разговорами.
– А ведь я заправским теневиком стал, - как-то между прочим сказал он, прихлёбывая чай из тонкого химического стакана. Чай по древней традиции всех лабораторий заваривался в фарфоровой эрлиховской кружке и пился из стаканов богемского стекла, никогда не употреблявшихся в работе. Общительный спонсор мгновенно усвоил этот нехитрый обычай и без чая из лаборатории не уходил.
Фраза о теневике озадачила Тимолева.
– Это в какой смысле? - спросил он, вежливо приподняв бровь.
– А в самом прямом, - благодушно ответствовал меценат. - Я, конечно, слыхал, что фундаментальная наука рано или поздно начинает приносить прибыль, но чтобы вот так… Вы знаете, сколько, оказывается, люди готовы платить за пересадку поджелудочной железы?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу