Алекс Гарридо - Акамие, или Любимая игрушка судьбы

Бок о бок с белым Шаном легко рысил Веселый, брат Эртхиа былвсегда рядом. С ним и с его лучниками Акамие участвовал во всех главных битвах этого похода.

С ним же сидел у походного костра и, осторожно приподнимая край черного платка, обжигал губы расплавленной горечью мурра.

Однако, опомнился Акамие, вырываясь из дремоты, пришло время поспешить в сокровищницу Аттана, чтобы выбрать одеяния праздника взамен изношенной и немало пострадавшей в походе одежды.

Эртхиа был еще там, задержавшись в оружейной палате, и принялся расхваливать Акамие особенно приглянувшийся ему лук, уверяя, что именно этот как нельзя лучше придется брату по руке: и легок он, и упруг на удивление, и костяные наконечники надежны и изящны, и футляр с запасными тетивами закрывается плотно и украшен тончайшей резьбой.

- Вот увидишь, - обещал Эртхиа, - когда будет повелитель распределять добычу между нами, этот лук отдаст мне. А не отдаст - так выпрошу. И тебе подарю.

Акамие улыбался, кивал. Лук нравился ему, и он не спешил отговаривать Эртхиа и делиться с ним своими сомнениями.

Выбирали наряды.

Эртхиа - небрежно, и только привычка к красоте направляла его руку, когда он наугад выдергивал из ворохов одежды то одно, то другое - мгновенно прельстившись чистым цветом, текучестью бликов, какой-то особенной складкой, мелькнувшей, вспыхнув, по шелковому рукаву, густотой бархата, необыкновенным отливом подкладки, незнакомым узором вышивки ли, тиснения или неожиданным сочетанием камней в украшениях. И все получалось ладно и шло одно к другому, что он кидал на руки бродившему следом за ним Аэши. И бросал-то Эртхиа, не разбирая, одним ворохом, - и для себя, и для слуги.

Акамие выбирал одежду с неохотой: душа не лежала наряжаться в это, словно бы ворованное, добро. Но нарядиться следовало со всей тщательностью, ибо такова воля царя, а от его расположения сегодня, как всегда, зависят жизнь и смерть, воля и неволя Акамие. Поэтому он взял для праздничного наряда широкое одеяние, голубого бархата, украшенное золотым шитьем и жемчугами, подобное придворным облачениям Хайра, и дюжину локтей белой тафты, и принял от Эртхиа выбранный им платок золотистого шелка, замечательный вытканным узором и длинной, бисером низаной бахромой.

Что, в самом деле, мог понимать Эртхиа? А платок, и правда, был хорош.

В тронном зале теперь горело множество светильников, сплетенных из железных прутьев, где черных, а где блестящих позолотой. Собранные, видно, по всему дворцу, они стояли теперь прямо на коврах, которыми укрыли каменный пол. В середине зала расстелили яркие ткани, и рабы уставляли их блюдами. Царь распорядился, чтобы угощения к празднику готовили и здешние повара, и те, что сопровождали повелителя в походе.

Гости - военачальники и те из воинов, кто особенно отличился в битвах, - уже сидели на коврах, блистая нарядами и украшениями из своей добычи, негромко переговариваясь, и не приступали к еде, ожидая появления царя.

Акамие, радуясь, что не опоздал, сел возле Эртхиа.

На золотую колесницу он старался не смотреть, отделенный от нее всеми братьями, сидевшими в обычном порядке: Лакхаараа - ближе всех к царскому месту, за ним Эртхаана и Шаутара. Место после Эртхиа оставалось свободным, пока Акамие его не занял. Сидевший следующим пышнобородый Ахми ан-Эриди неодобрительно покосился на него и поджал губы: не место, мол, тем, что под покрывалом, за одним столом с воинами, но так ничего и не сказал. Эртхиа, перехватив его взгляд, совсем по-отцовски дрогнул побелевшими ноздрями и дождался, пока ан-Эриди опустит глаза.

Акамие счел за лучшее сделать вид, будто ничего не заметил. Он сел так, чтобы складки одежды слегка завернулись вокруг него, точными прикосновениями придав им нужную глубину, пробежал пальцами по бисерной бахроме платка, затянутого на талии вместо пояса. Голова его и длинная коса были укутаны, упрятаны под белой тафтой, оставлявшей открытыми только глаза.

Вдруг потрясенный вздох вырвался у всех. Лица гостей все разом повернулись в сторону трона. Акамие подался вперед, чтобы увидеть, - и, ослепленный, зажмурил глаза.

Неслышно появившись неведомо откуда, царь сидел на золотой скамье по правую сторону от срединного колеса. Его красное одеяние полыхало сотнями драгоценных камней, на голове, пронзенные лучами, расплескивали алый свет крупные лалы короны Хайра.

Это было неправильно и страшно.

Под сердцем шевельнулась холодная змея. Акамие стиснул руки и уставился в скатерть перед собой.