Алекс Гарридо - Акамие, или Любимая игрушка судьбы

Громким голосом выкрикнул царь имена сыновей - над лагерем заметались голоса, повторяя приказ царевичам явиться к отцовскому шатру.

Во рту стало солоно. Акамие разжал зубы. Провел языком по занемевшим губам. Нижняя была прокушена.

Царь развернул Акамие, поставил справа от себя, не отнимая руки от его плеча.

Первым подбежал Эртхиа, пеший и без кольчуги. Царь сверкнул на него глазами, и царевич отступил, прячась за конями подъехавших братьев.

- Вот этот, что в покрывале, - медленно, весомо выговаривал царь, - это брат ваш, Акамие. А это, Акамие, твои братья: Лакхаараа, Эртхаана, Шаутара и... - царь строго свел брови, - и Эртхиа.

Акамие видел их наконец-то всех и вблизи. Все похожие между собой, словно царь, старея, оставлял свои облики, как змея - сброшенную кожу, и облик молодого царя продолжал жить отдельной жизнью. В белых платках вокруг высоких шлемов, в ярких кафтанах, все, кроме Эртхиа, в сверкающих кольчугах.

И все смотрели на царя, лишь бросая на Акамие подчеркнуто равнодушные взгляды: не пристало разглядывать того, что в покрывале, если он принадлежит не тебе.

Лакхаараа и того меньше: ни разу его взгляд не остановился на Акамие.

А Эртхиа, не скрываясь, улыбался во все глаза.

- Вам поручаю мое сокровище. Будете ему стражей и охраной. Эртхиа! царь еще строже сделал лицо и голос. - Научишь его держаться в седле.

Эртхиа кинул торжествующий взгляд на братьев и быстро опустил глаза.

- А ты, смелый всадник, - повернулся царь к Акамие, - прячь лицо надежно, чтобы не было беды и раздора.

И доволен был царь решением своим, потому что знал: каждый из братьев станет зорким соглядатаем за остальными. Не опасны ни угрюмое своеволие Лакхаараа, ни тишайшая хитрость Эртхааны. Шаутара же, беспечный охотник, благороден настолько, насколько позволяет его беспечность. Худого не замыслит, а и замыслит - не совершит. Забудет, времени не найдет.

Эртхиа, младший, душою прям, как добрый клинок. И все его помыслы и побуждения на виду.

Вместе - будут братья как связанные веревкой.

И на все время похода мог царь оставить тревоги о сохранности драгоценной своей игрушки.

Глава 4

Злой зимний ветер пронизывал до кости, и кольчуги не спасали, и не укрывали щиты.

Черные плиты мостовой перед высоким дворцом владык Аттана были завалены телами воинов. Последний отряд дворцовой стражи погибал под ударами прямых мечей завоевателей у входа в башню, где готовились принять смерть наследники владык.

Сам царь и бог Аттана и его жена были найдены сидящими на троне в пустом и гулком тронном зале. Гордые улыбки застыли на мертвых лицах. Повелитель Хайра приказал убрать их тела.

Теперь дворец аттанских владык был пуст и нем, только во внутреннем дворе, у подножия высокой башни, слышался затихающий шум схватки. Защитники дворца погибли, а рабы разбежались. Хайарды, кроме отряда, осаждавшего башню, покинули дворец по приказу царя: им принадлежало право брать любую добычу в городе, но не во дворце.

Перед гладкими до маслянистого блеска широкими ступенями царевичи оставили коней, передав поводья сопровождавшим их воинам, и вошли во дворец, дивясь странной, чуждой его красоте. Ни резьба, ни роспись не украшали огромные пространства стен и высоких потолков, лишь окна, узкими щелями отверзавшиеся по обе стороны, перегораживали залы пластами холодного зимнего света. В других залах окна были сделаны в потолке, и свет стоял узкими колоннами.

Обмениваясь удивленными возгласами, царевичи прошли череду гладких пустынных залов, невольно стараясь держаться вместе: своенравное эхо жило в этом дворце. Оно подхватывало каждый звук, играло и тешилось им долго и прихотливо.

Эртхиа попробовал было поиграть с ним, но Лакхаараа так дернул его за плащ, что ткань затрещала, надорвавшись у золотой пряжки на плече.

Акамие умоляюще посмотрел на брата, прижимая озябшей рукой черный шелк ко рту.

То насмешливые, то грозные отражения голосов пугали его. Таинственная сила, могущественная и недобрая, чудилась ему в огромных и безжизненно пустых помещениях дворца.

Столб яркого света впереди первым увидел Шаутара и молча указал на него рукой. Путь к свету преграждали черные решетки, заметные только на его фоне. Там, где свет не проглядывал за ними, они сливались с темнотой, и только большие золотые ромбы отчетливо светились на них. Это были ворота, и створки их были приоткрыты.

В узкую щель между ними, не колеблясь, скользнул Акамие, угадывая за воротам разрешение тревоги и напряжения, копившихся по дороге сюда.