Жюль Верн - Париж 100 лет спустя (Париж в XX веке)

Итак, речь, ко всеобщему удовлетворению, произносилась по-китайски. Несколько пассажей вызвали одобрительный рокот среди публики, а замечательная тирада о сравнительных цивилизациях Зондских островов даже заслужила вызов на «бис». Это слово пока еще не вышло из употребления.

Наконец поднялся Директор по прикладным наукам. Торжественный момент, гвоздь церемонии.

Его неистовая речь полнилась присвистываниями, скрипами, стонами; казалось, что где-то рядом работает испускающая все эти неприятные звуки паровая машина. Слова сыпались из уст оратора со скоростью пульки, вылетающей из трубки сарбакана. Нечего было и пытаться перекрыть этот вырывавшийся под высоким давлением поток красноречия, где фразы со скрежетом сцеплялись одна с другой подобно зубьям шестерен.

Иллюзию довершало то, что Директор буквально истекал потом, его с головы до ног окутывало облако пара.

— Ну и чертовщина, — смеясь, обратился к соседу старик с тонкими чертами лица, на котором читалось полнейшее презрение к этим ораторским нелепостям. — Что вы думаете об этом, Ришло?

Г-н Ришло ограничился пожатием плеч.

— Он слишком перегревается, — продолжил старик. — Вы скажете, что у него есть предохранительные клапаны; но, случись Директору по прикладным наукам лопнуть, какой это был бы дурной прецедент!

— Метко сказано, Югенен, — отозвался г-н Ришло.

Возмущенные крики «тише» оборвали собеседников, обменявшихся понимающей улыбкой.

Оратор был поистине неудержим. Он очертя голову бросился хвалить настоящее и хулить прошлое; затянул нудную канитель о современных открытиях; дал даже понять, что в этом смысле на долю будущего остается весьма немного; со снисходительным презрением говорил о крошечном Париже 1860 года и о крошечной Франции XIX века; не жалея эпитетов, перечислил достижения своей эпохи: скоростная связь между отдельными точками столицы, локомотивы, проносящиеся по битумному покрытию бульваров, энергия, доставляемая прямо на дом, углекислый газ, вытеснивший водяной пар, и, наконец, Океан — да, Океан, омывающий своими волнами берега Гренели. Директор был великолепен, лиричен, выспренен, словом, абсолютно невыносим и несправедлив, он забывал, что чудеса двадцатого века уже вызревали в проектах девятнадцатого.

Бешеные аплодисменты разразились на той самой площади, том самом месте, где сто семьдесят лет назад криками «браво» встречали праздник федерации. [13] Так называлось празднование первой годовщины взятия Бастилии, состоявшееся на Марсовом поле 14 июля 1790 года.

И все же, поскольку все на бренной земле имеет свой конец — даже речи, — машина остановилась. Ораторские упражнения завершились без происшествий, теперь приступили к вручению наград.

Задача по высшей математике, предложенная на главный конкурс, формулировалась так:

«Даны две окружности О и О': из точки А на окружности О проведены касательные к О'; соединим точки касания этих касательных; проведем касательную от А к окружности О; определите точку пересечения этой касательной с хордой, соединяющей точки касания на окружности О'».

Каждый сознавал важность этой теоремы. Объявили, что она была по-новому решена учащимся по фамилии Жигуже (по имени Франсуа Неморен) из Бриансона (Верхние Альпы). Когда назвали его фамилию, крики «браво» возобновились с удвоенной силой, ее упомянули еще семьдесят четыре раза в течение этого памятного дня. В честь лауреата ломали скамьи, что даже в 1960 году оставалось еще только метафорой, означающей проявление крайнего энтузиазма.

Жигуже (Франсуа Неморен) был награжден по этому случаю библиотекой в три тысячи томов. Компания Образовательного Кредита ничего не делала наполовину.

У нас нет возможности привести целиком бесконечный перечень наук, что преподавались в этой казарме просвещения, а список лауреатов той эпохи в высшей степени удивил бы прапрадедов этих молодых ученых. Раздача наград шла своим чередом, причем когда какой-нибудь бедняга из Управления словесности выходил, краснея от стыда, получать приз за сочинение на латинском или похвальную грамоту за изложение на греческом, его встречали насмешками.

Но зубоскальство достигло апогея, а ирония обрела самые обескураживающие формы, когда месье Фраппелу произнес:

— Первый приз за стихосложение на латинском языке: Дюфренуа (Мишель Жером) из Ванна (Морбиган).

Взрыв веселья был всеобщим, то и дело отпускались замечания наподобие: