Пол Андерсон - Ветер

Он кивнул:

— Я достаточно знаю свою драгоценную Эсперансу. Вы и сами достаточно повидали и наслушались разговоров об «оголтелых милитаристах».

Он подумал: «Интересно, меховая шапка прикрывает его лысину или напоминает ей о ней. Может быть, следовало решиться на скальповую операцию?»

Встревоженная, она спросила:

— Забудут ли они когда-нибудь. Обе стороны?

— Нет, — ответил он. — Но острота ощущений уйдет. У нас слишком много общих интересов, у Земли и Итри, чтобы превращать семейную схватку в кровавую вражду. Во всяком случае, я на это надеюсь.

— Мы ведь были более великодушны, чем должны были бы быть. Ведь правда? Мы позволили им сохранить Авалон! Разве это не считается?

— Должно считаться. — Саракоглу криво усмехнулся, последний раз затянулся сигаретой и отбросил ее в сторону. — Хотя всем понятно, что в игру вовлечены вопросы практической политики. Авалон доказал свою неудобоваримость. Аннексия вызвала бы бесконечные неприятности, тогда как сейчас им положен конец. Более того, при таких условиях Империя выигрывает некоторые ценные пункты, которые помогут торговле. В противном же случае настаивать на них было бы просто невозможно.

— Я знаю, — сказала она чуть нетерпеливо.

Он усмехнулся:

— Вы уже знаете, что я люблю слушать собственные разглагольствования.

Вид у нее был все более задумчивым.

— Я бы хотела посетить Авалон.

— Я тоже. Особенно с точки зрения социологических исследований. Мне интересно, не является ли эта планета знамением будущего?

— Каким образом?

Он продолжал медленно идти вперед, не забывая о том, что ее рука покоится в его.

— Из-за барасиальной культуры, которую они создают. Или которая создает себя. Нельзя планировать или направлять новое течение в истории. Мне интересно, не явилось ли это источником их сопротивляемости. Как сплав, во много раз более крепкий, чем любая его составляющая, взятая отдельно. У нас есть Галактика, космос, полный.

«Боже! Что за каша из метафор!» — Пронеслось в его мозгу. Он внутренне рассмеялся и закончил:

— Я вовсе не считаю, что пришел к какому-то правильному решению. Я не предполагаю даже, что встречу с радостью тот факт, что Авалон должен быть оставлен с Итри.

— Как же это так? — Недоуменно спросила Луиза. — Вы ведь сами только что сказали, что это был единственный путь!

— Конечно, может быть, я всего лишь выражал естественный пессимизм человека, выполнившего задание Правительственного Дома просто неудовлетворительно. И все же от раздумий никуда не денешься. Авалонцы, обе расы, похоже, считают себя более итрианами, чем жители самого Итри. Мне кажется, что будущие их поколения дадут Доминиону несоразмерно большую долю руководителей, особенно адмиралов. Будем надеяться, что они не принесут с собой добавочный груз — реваншизм! И в мирных условиях Авалон, единственный по своей уникальности мир, несомненно может дать много большее, чем просто большую долю в торговле — он может дать свой мозг! И последствия предвидеть невозможно.

Она сильно сжала его руку:

— Ваши слова заставляют меня радоваться, что я не политик!

— Но ваша радость не может и наполовину быть равной той, которую я испытываю по этому же поводу, — сказал он. — Давайте же оставим эту, хоть и столь важную, тему. Давайте поговорим хотя бы о вашей поездке на Авалон. Я уверен, что это можно устроить через несколько месяцев.

Она повернулась и посмотрела прямо ему в лицо. Потом она отвернулась снова. Прошла минута, а она все молчала.

— В чем дело? — Спросил он, испугавшись.

— Я уезжаю, Экрэм, — сказала она. — Скоро — и навсегда!

— Что? — Он едва сдержался, чтобы не вцепиться в ее руку.

— Отец! Сегодня он послал прошение об отставке.

— Я знаю, что он. Был подвергнут низким обвинениям. Помните, я писал в адмиралтейство Центра?

— Да. Это было очень мило с вашей стороны. — Она снова встретилась с ним взглядом.

— То был не просто мой долг, Луиза, — страх не оставил его, но он был рад тому, что говорит твердо. Ему даже удалось улыбнуться. Империи нужны хорошие люди. Никто не мог бы предугадать ужас Скорпелуны, никто не мог бы потом сделать больше, чем сделал Хуан Кайал. Обвинять его, отдавать под суд, несомненно, бессмысленно, и я уверен, что ничего этого не будет.

— Но он сам себя винит, — она тихо заплакала.

«На это у меня ответа нет», — подумал он.

— Мы возвращаемся в Нью-Мехико, — сказала она.

— Я понимаю, что ему должно было быть невыносимо трудно, попытался объяснить он. — Но должны ли ехать вы?