Александр Гейман - Инна, волшебница

- Вот тебе поесть, живо одевайся и вон!

- Ты чего?!.

- Давай, давай!.. - Инна по-настоящему разозлилась. - Никаких ночевок, никаких ля-ля, никаких попок и грудок! Пошел! Ну!..

- Я, кажется, и не заикался про... - забормотал оторопевший Усихин.

- Зато думал!

Вова Усихин разинул рот и изобразил возмущение:

- С чего ты взяла? Откуда ты можешь знать, о чем я думаю?

- У тебя на лице написано! - отрезала Инна. - Давай-давай, одевайся!.. а то я твою обувь в подъезд выкину!..

Растерянный Усихин медленно одевался. Уже в дверях, держа в руке кулек с колбасой, он обернулся, и Инна снова услышала:

- Не получилось... Правильно её Людка Китова белобрысой комплексушкой называет... недотрога...

Инна просто задохнулась:

- Иди к своей Китовой! Уматывай!..

- При чем тут Китова? - остановился в дверях Усихин.

В этот миг Инна отчетливо увидела, как зад Володи Усихина резко дернулся вперед, будто его сильно пихнуло что-то невидимое. Подчиняясь приданному ускорению, разгильдяй Усихин вылетел в подъезд и обиженно закричал:

- Ты чего пинаешься?!.

- А ты чего приперся к белобрысой комплексушке, если тебя не звали?!. - с неменьшим запалом крикнула Инна и захлопнула дверь.

Разгильдяй Усихин что-то громко бормотал за дверью, но Инна не слушала. Она была возмущена, разъярена и ошеломлена одновременно. И тут послышался звук рукоплесканий и заливистый Тошкин смех.

- Замечательно, замечательно!.. Позвольте засвидетельствовать свое восхищение как коллега коллеге за то блистательное представление, удовольствие от кот...

- А ты-то, ты-то хорош! - забывшись, заорала Инна.

- Чего ты кричишь? Усихин-то ещё за дверью, - спокойно отвечал Антонин, и Инна прикусила язычок, начав изъясняться м_ы_с_л_е_н_н_о. Она обрушилась на Тошку с упреками - и за то, что он встрял в её личную жизнь, и за то, что разыграл свою проделку без спросу, и за третье, и за десятое.

- Я только дал тебе возможность испытать, что значит слышать чужие мысли, - возразил Антонин на нападки Инны. - По-моему, не произошло ничего страшного.

- Ничего страшного?!. Это для тебя!

- Да и для тебя. Страшно было бы, если бы ты бездарно потеряла несколько часов в никчемном общении с человеком, который может тебе принести столь же никчемные неприятности, и ничего больше. А тебе есть куда тратить драгоценное время, и общество у тебя есть куда интересней.

- Да уж, скромностью мы не блещем, - невольно съязвила Инна.

- Я тут ни при чем и моя скромность тоже, - отвел Антонин. - Тебе как ведьме надо привыкать - и к чтению мыслей, у тебя эта способность есть, и главное, пора видеть вещи как они есть, непредвзято. Скромность или бахвальство тут попросту излишни.

- Почему ты все время называешь меня ведьмой? - оскорбилась Инна. Ведьма - это злюка и старая карга.

Тошка посмеялся.

- Ведьма - это маг женского пола. Преклонные года тут, сама понимаешь, совсем не обязательны, а жарить деток в печи и вовсе не нужно.

- Но я-то какой маг?

- А кто же?

- Я - обычная девушка, заурядная, синий чулок, - Инна вспомнила слова подруги Люды, - короче, белобрысая комплексушка.

- Может быть, раньше так и было, - отвечал Антонин, - но сейчас уже нет. Обычная девушка не слышит внутри себя чужие мысли. К ней не приходят гости из других миров, по крайней мере, наяву и средь белого дня, как я. И сама она, конечно же, не путешествует в гости во всякие невероятные вселенные и страны.

- Но я...

- Ты просто не помнишь. Конечно, ты маг! - заявил он с совершенной уверенностью. - А кстати, хочешь, убедиться? Тем более, полезно будет это проверить.

- Проверить что?

- Сможешь ли ты увидеть мой мир. Время подходящее, сумерки, и снег все еще.

Антонин объяснил, что и как нужно делать. Инна сидела в кресле у окошка закрыв глаза и дышала, как было сказано. Она ощущала какие-то тени, бегущие по её векам, наверное, это летели снежные хлопья за окном, и вдруг, не открывая глаз, она стала видеть эти снежные струи, они светились, а затем слились в сплошной искрящийся полог, и - Инна ахнула - он в один миг пропал, и перед Инной распахнулось невероятное, неожиданное видение: великолепный город, о многих замках и башнях с узорчатыми шпилями, и праздничных зеленых улицах, и ажурных мостах - там, подальше, над зеркально-светлой рекой или озером, а совсем далеко все терялось в дымке и ещё тянулась какая-то черная полоса, будто в этой части мира уже наступила ночь. Инна наблюдала все откуда-то сверху ("Это Тапатака, мой мир", сказал Антонин), сразу весь город ("Это Тея, моя столица", - сказал Антонин), и когда её глаза чуть свыклись с этим видом и связали его в целый образ, она сообразила - вместе, это выглядело как голова какого-то сказочного зверя, дракона - крыши и башни вырисовывали зубья его исполинской пасти, а озеро блестело как глаз, а второй... второй глаз был бездонно черным, это... ("Это Тень", - сказал Антонин)... И в этот миг Инна осознала, что её квартира тоже куда-то сгинула, а она висит невесть каким образом в невесть каком небе, ужасно-ужасно высоко, без опоры - и перепугалась. Видение быстро-быстро схлопнулось, как картинка на экране, а Инна, вскрикнув, вскочила с кресла.