Александр Гейман - Инна, волшебница

- Жаль, - заметил Антонин. - Чуть-чуть не хватило. Еще немного, и ты бы перенеслась. Ладно, в другой раз. Что ж, Инночка, на сегодня, я полагаю, достаточно? Тогда... до встречи!

Он пропал так же мгновенно, как видение Теи. Инна ощутила его уход с несомненностью, своим шестым - или каким там? - тридесятым чувством мага. Не просто исчез голос Тошки, нет, он-то как раз ещё звучал у неё в голове, остаточно, но зато в один миг изменился мир - стал как-то проще, квадратней, замкнутей, тусклее, будто изъяли некую чудесную добавку, ранее открывшееся - и теперь недостающее - новое измерение, не четвертое и не пятое, а вообще какое-то особое, ч_у_д_е_с_н_о_е.

И все-таки что-то сдвинулось, что-то проникло о_т_т_у_д_а и осталось здесь необратимо. За окном шел снег - и снег этот был особенным, он был д_в_е_р_ь_ю, её можно было открыть. А Инна... нет, она больше не была белобрысой комплексушкой, тем более, волосы Инны были золотисто-рыжими, и только такая предательница и дура как Людка Китова могла звать её белобрысой. Инна была рыжей, огненной, синеглазой, загадочной и могущественной волшебницей, ведьмой - такой она себя теперь знала, и знать себя такой ей бесконечно нравилось.

Над городом Камском толклись нерестящиеся снегом тучи, а у овального окна в квартире с башенкой на четвертом этаже смотрела на ночной снегопад рыжая девушка Инна. Она только что освободилась из плена, из тюрьмы мирка повседневности, в котором отбывают земной срок людские умы и души очевидно, заключенные сюда за некие провинности в мирах горних и вышних. Но теперь в одной из тюремных стен зияла пробоина, и Инна стояла вне её, н_а_ в_о_л_е, ошеломленная и не вполне ещё поверившая в чудо своей свободы, - а оттуда, из зияющей бреши, довольно-таки сильно неслись позывные, призывы вернуться и занять свое место в камере. "Померещилось, не было, не бывает, ты спятила!" - умоляла повседневность голосом рассудка. Но громче, громче-громче-громче, звучала и пела радость мага Инны. "Я маг! Я ведьма!"

с восторгом сознавала

она.

Чем больше росли принцы, тем заметней становилась разница между ними. Они, впрочем, и с самого начала не были похожи друг на друга как две капли воды, их сходство было меньшим - таким, какое бывает иногда у братьев-погодков, а то есть эти двое были не близнецы, а лишь двойняшки, как это принято различать. Антонин был пошире, покрепче и большой озорник и затейник, Северин же был потоньше и поизящней, больше мечтатель и мыслитель, нежели его брат. Это было вполне в лад с тем, как принцы разделили королевские дары - созерцание бездн Нимрита и впрямь требует сосредоточенности и отстраненности, это занятие мыслителей, а владение Соллой - это сообщение с лучащейся стихией вечного творения, ведь Солла это воплощеный смех Тапатаки, то, что она бросает в лицо черной прорве Нимрита. Что же до жезла Тейи, то это ключ к Срединному миру, как называют в Тапатаке тот слой Вселенной, где волшебство вечной жизни начинает граничить с мертвой пустотой вещества. Тейа - это как бы корень, якорь, что позволял Тапатаке выдерживать ветра Нимрита и пребывать неколебимо высоко-высоко над илистым дном Алитайи. Когда-то, мечтой и могуществом её основателей, Тапатака поднялась оттуда и какое-то время продолжала сообщаться с этим трудным миром, и тогда жезл Тейа служил королям, чтобы управлять косным веществом Срединного мира. Но с тех пор Тапатака укоренилась в своем новом соседстве, Нимрит был приручен, и жезл Тейа был скорее регалией королей, нежели их рабочим орудием, потому что жители Тапатаки, включая самых любознательных магов, давно утратили интерес к Срединному миру, находя для своих исследований более манящие миры.

Что же до Имени-меча, то он был орудием того знания, которое сродни скорее искусству - обладатель его хотя и постигал нечто неведомое, но был при том столь же поэтом, сколь и изыскателем-ученым. Недаром предсказатель и поэт Кинн Гамм проводил с Антонином куда больше времени, нежели с его братом, - впрочем, занятиями принца Северина руководил Мэйтир, а этот наставник стоил всех иных. Итак, два брата преуспевали в учебе, и все находили, что они как правители составят идеальную пару - крепыш и весельчак Антонин, владетель семилучащейся Соллы, и спиной к его спине утонченный созерцатель Северин, заклинатель Нимрита - то, что один король сочетает внутри, здесь сочеталось наружно, а это в иных случаях сильное преимущество, ведь двое, действуя заодно, могут больше, чем один.

А затем пришло время, когда из Соллы выглянула хозяйка камня и заговорила с Антонином. Фей камня, собственно, было семеро, они могли появляться как порознь, так все семеро сразу, или же, все семь в одном лице, как это бывает в иных случаях, - например, когда принцу настает время взойти на трон Тапатаки, и Солла дает это знать. В тронном зале вновь собралась вся Тея и Тапатака, а то есть, лучшие и избранные из магов столицы и страны - ведь в Тапатаке нет не-волшебников. Все шло как всегда, и Мэйтир готовился возложить на голову Антонина корону, а то есть Соллу ведь не только феи камня, но и сам рубин в особых случаях семикратно умножался, и, соединенные незримым обручем, эти семь рубинов образовывали корону Тапатаки.