Вы просто стараетесь меня обидеть из-за того, что я им сказала.
— Что, по-вашему, я хотел, чтобы вы сказали?
— О желании Джино покончить жизнь самоубийством В ее голосе не было и тени сомнения. — Об этом знают все. Поэтому его родственники и пристроили меня сюда, чтобы быть уверенными, что каждую ночь кто-то лежит с ним в постели, уютно свернувшись калачиком, и наблюдает, как он меряет шалми комнату, когда не может уснуть. И при этом я всегда могу его образумить, восстановить, знаете ли, его веру в жизнь в четыре часа утра. Это тяжело, ноя это делаю. — Она улыбнулась. — Понимаете? А у вас есть кто-нибудь, кто делает это для вас, доктор? Когда вы просыпаетесь в четыре утра? Он покачал головой.
— Плохо. Вам это необходимо. Жаль, что я не смогу сделать этого для вас, но на двоих меня не хватит. Желаю удачи — может быть когда-нибудь вы найдете кого-нибудь, похожего на меня, — Она открыла дверь и скрылась из глаз. Он остался стоять в коридоре с ощущением опустошенности и полного одиночества.
“Интересно, что стало с медицинской картой этого психиатра? — подумал он машинально, возвращаясь к своей работе. — Без всякого сомнения она тоже была уничтожена Джино, чтобы не попала в руки лилистарцев.
Это верно, — подумал он. — Именно в четыре утра становится особенно тяжело. Но такой, как ты, больше нет. Такие дела”.
— Доктор Свитсснт?
Он поднял взгляд. Рядом с ним стоял сотрудник Секретной службы.
— Доктор, там снаружи женщина… говорит, что она ваша жена. Она хочет, чтобы ее пропустили в здание.
— Этого не может быть, — со страхом сказал Эрик.
— Не пройдете ли вы со мной, чтобы посмотреть. Может быть она действительно ваша жена?
Машинально он двинулся за охранником.
— Скажите ей, чтобы она уходила, — “Нет, — подумал он, — это не годится. Нельзя решать проблемы так по-детски”. Я уверен, что это Кэти, — сказал он. — Но все равно проводите меня. Боже мой, какое невезение! Вы переживали когда-либо что нибудь подобное? — спросил он охранника. — Чувствовали вы себя неспособным жить с чедловеком, с которым обязаны жить?
— Ерунда, — бесстрастно ответил охранник, продолжая идти вперед.
Его жена стояла в углу вестибюля, который представлял собой место свиданий посторонних с сотрудниками Белого дома, и читала газету “Нью-Йорк тайме”. На ней было темное пальто и громадное количество косметики. Несмотря на это, лицо ее казалось бледным, а в глубине больших глаз затаилась боль.
Когда он вошел, Кэти подняла голову и сказала:
— Я как раз читаю про тебя, пишут, что ты оперировал Молинари и спас ему жизнь. Поздравляю. — Она улыбнулась ему, но улыбка получилась жалкой, — Отведи меня куда-нибудь, где можно выпить чашечку кофе, я должна тебе многое рассказать.
— Нам с тобой не о чем говорить, — он, безуспешно старался придать голосу уверенность.
— Я о многом передумала с тех пор, как ты уехал.
— Я тоже. И пришел к выводу, что мы поступили абсолютно правильно.
— Странно, но я пришла к совершенно противоположному.
— Я вижу. Поскольку ты здесь. Послушай, по закону я не обязан с тобой жить. Все, что от меня требуется…
— Лучше послушай, что я хочу тебе сказать, — спокойно возразила Кэти. — С твоей стороны неэтично взять и уйти, это слишком просто.
Он вздохнул. Очень удобная философия, но тем не менее он снова оказался в ловушке.
— Хорошо, — согласился он, — я не могу этого сделать так же, как не могу отрицать, что ты моя жена. Так что пойдем выпьем кофе. — Он чувствовал себя обреченным и безразличным. Возможно, так проявляется остаточная форма его стремления к самоуничтожению. Как бы то ни было, он сдался; взяв Кэти под руку, он повел ее по коридору, мимо охранников, к ближайшему кафетерию. — Ты неважно выглядишь, — сказал он. — Плохой цвет лица. И ты слишком напряжена.
— Мне было очень плохо, — призналась она, — с тех пор как ты уехал. Похоже, ты мне действительно нужен.
— Симбиоз, — сказал он. — Опасный.
— Это не так!
— Конечно так. Нет, я не хочу, чтобы все снова было, как раньше. — Он был настроен, по крайней мере в этот момент, очень решительно; он был готов покончить со всем этим раз и навсегда. Поглядев на нее, он сказал; — Кэти, ты на самом деле выглядишь очень больной.
— Это потому, что ты постоянно крутишься рядом с Молом, ты просто привык, что вокруг тебя все Но она стала даже как будто меньше ростом. Что-то исчезло, как будто она высохла. Или даже постарела, но почти незаметно.
Читать дальше